С точки зрения Ганнибала. Пунические войны

«Я неизменно досадую на эту войну, — если верить Ливию, изрек Ганнон, — и не перестану обвинять вашего непобедимого вождя, пока не увижу, что война кончилась на условиях, сколько-нибудь терпимых... Чему же мы радуемся сейчас? „Я истребил вражеское войско; пришлите мне солдат". А чего другого ты бы просил, потерпев поражение? „Я взял два вражеских лагеря, обильных провиантом и всякой добычей. Дайте хлеба и денег". Чего бы требовал, если бы взят и разграблен был твой лагерь?.. Послали римлян к Ганнибалу с предложением мира?.. Война в том же положении, как и в тот день, когда Ганнибал вступил в Италию».

Вывод, сделанный Ганноном, был, к сожалению, абсолютно правильным. Тем не менее сенаторы Карфагена были настроены достаточно воинственно и большинством голосов «благословили» отправить в Италию четыре тысячи нумидийских всадников, деньги, провизию и сорок слонов. Карфагеняне верили: еще одно усилие — и Ганнибал победит, раздавит Рим и установит в Италии и на Средиземном море абсолютное карфагенское господство.

Летом 215 года до н. э. подкрепление и продовольствие было доставлено Ганнибалу.

Магон с дополнительным подкреплением — двенадцать тысяч пехотинцев, полторы тысячи всадников, двадцать слонов и шестьдесят военных кораблей — весной того же года отправился в Испанию, где ситуация резко ухудшилась.

Тем временем Ганнибал отправился обратно в Кампанию. Там его в первую очередь привлекал порт — Неаполь. Но Неаполь оказался слишком хорошо укреплен, а тратить время на осаду и человеческие ресурсы на штурм Ганнибал не решился, это было бы непозволительной роскошью, поэтому он повернул к северу[112]. На сей раз своей целью Ганнибал избрал Капую.

Капуя — город, основанный этрусками, — считался главным в Кампании. Его влияние в этой местности трудно переоценить. С 334 года до н. э. жители Капуи пользовались римским гражданством[113]. Кроме того, Капуя была невероятно богата и обладала репутацией «столицы изобилия». Среди «капуанских наслаждений», знаменитых по всему цивилизованному миру, первое место занимали благовония, для продажи которых была отведена целая улица.

Ганнибал не без оснований предполагал, что гордые капуанцы не могли забыть о тех временах, когда были независимы и диктовали свою волю всей Кампании. Кампанцы — римские аристократы, имеющие корни в этой земле, — представляли особую партию в Сенате.

Еще после Тразименской битвы в Капуе началось брожение умов. Но все же у капуанской верхушки было слишком много личных связей в Риме, поэтому поначалу все оставалось на уровне кухонных разговоров.

И вот местный правитель, главный магистрат города, Пакувий Калавий (судя по имени — самнит), связанный родственными узами (через брак) с римскими сенаторами и консулами, сделал решительный шаг.

Он знал, конечно, что капуанцы готовы взорваться. Поэтому Пакувий Калавий осторожно провел на выборах в местный сенат своих людей, а народ уговорил: мол, никто, кроме него, Пакувия, не сумеет так хорошо защитить общие интересы всех граждан Капуи. Теперь нужно было только расслабиться и ждать.

Ганнибал захватывал все больше территорий в Южной Италии, так что сделать правильный выбор для капуанцев становилось все легче. После Канн всякие сомнения как будто отпали вообще. Но все же в Капуе пока что было достаточно влиятельных семейств, связанных с Римом, поэтому капуанцы отправили избранных посланников к консулу — Баррону. Тот находился в Венузии с небольшим числом плохо вооруженных солдат.

«Хорошие союзники его пожалели бы, — пишет Ливий, — горделивые и неверные кампанцы к нему отнеслись с презрением. Пренебрежение это еще увеличилось оттого, что он, ничего не скрывая, рассказал о несчастье римлян... “Легионы, конница, оружие, знамена, кони, люди, деньги, продовольствие — все погибло в день боя или на следующий день, когда мы потеряли оба лагеря. Вам, кампанцы, придется не помогать нам, а почти что воевать вместо нас”».

Варрон пытался «держать лицо» и напомнил кампанцам дела давно минувших дней, когда римляне защитили Капую от врагов. Но все это происходило в незапамятные времена, а Ганнибал стучал в ворота Рима прямо сейчас. И слишком болезненно звучал вопрос: а хочется ли кампанцам воевать вместо римлян со столь могущественным врагом?

По Италии упорно ходили слухи о том, что Ганнибал, помимо прочих зверств, питается человеческим мясом. Он-де нарочно приучил своих солдат к каннибализму — на тот случай, если продовольствие закончится и из всего, что можно съесть, останутся только римские пленники. В людоедство карфагенян верили безусловно. Откуда пошел слух и на чем он основывался — в общем, уже не выяснить. То ли речь шла о религиозном обряде, во время которого выпивали чашу с кровью (но такие обряды были и у римлян), то ли это обычная пропагандистская страшилка: римляне очень умело пользовались «черным пиаром»...