С точки зрения Карфагена

«...Ведь когда Терон, царь ближней Испании, подвигся в [своем] безумии на захват храма Геркулеса, вооружившись отрядом кораблей, гадитанцы на военных судах выступили против. И битва продолжалась с равным военным счастьем до того, [пока] царские корабли внезапно [не] обратились в бегство и [не] сгорели, одновременно охваченные нежданным огнем. Весьма немногие из врагов, которые остались [в живых], будучи захваченными, показали, что они представлялись себе львами, превосходящими корабли гадитанского отряда, и что вдруг их корабли [были] сожжены посланными лучами, [такими], какие изображаются на голове Солнца»[16].

«Геркулес», как мы давно выяснили, это тирийский Мелькарт. Судя по негативной оценке царя Терона и описанию доблестных гадитан (то есть, граждан Гадира-Гадеса), Макробий основывался на финикийской легенде, да и мифическая составляющая о ниспосланных «лучах» вовсе не обязательно является выдумкой — возможно, финикийцы применили какую-то горючую смесь, чтобы поджечь вражеские корабли. Ближнюю же Испанию можно трактовать исключительно как Тартесс — значит, стычки и впрямь происходили, пускай мы и не знаем достоверных подробностей, а сообщение Макробия кратко и туманно.

Намеки на серьезные войны есть и у Юстина:

«После правления испанских царей первыми захватили власть над [этой] провинцией карфагеняне. Это произошло потому, что предки жителей [нынешнего] Гадеса по повелению божества, полученному ими через сновидение, перенесли из Тира, откуда происходят и карфагеняне, [культ] Геркулеса в Испанию и основали там город; когда же соседние испанские племена стали завидовать росту этого города и начали нападать на гадитан, то карфагеняне послали помощь своим соплеменникам. В результате удачного похода карфагеняне, правда, защитили гадитан от несправедливых нападок [испанцев], но сами еще более несправедливо подчинили своей власти часть [этой] провинции»[17].

Не исключено, что Юстин запутался или неверно передал исходный текст Помпея Трога. Гадир появился задолго до основания Карфагена — почти три столетия! — и карфагеняне при всем желании не могли оказать помощь соплеменникам в ранний период существования финикийской колонии на Атлантическом побережье. Возможно, он описывает два разных события, объединив их в одно, а может быть старые карфагенские хроники на которых основывался Трог оказались слишком краткими, отметив лишь два важных события: появление Гадира и одновременный конфликт его жителей с обитателями Тартесса, а уже через много лет начало карфагенской экспансии.

(Впрочем, мы заново разберем приведенную выдержку из «Эпитомы» значительно ниже, в совершенно ином контексте).

Пока можно сделать три вывода. Первое: едва тартесситы осознали, что гости с востока ведут себя самым хамским образом и пытаются наложить лапу на природные богатства Иберии, федерация племен приняла самые решительные меры, чтобы не допустить финикийцев к источнику богатств: копям. Второе: Иберия оказалась для финикиян настолько важна экономически, что закрепиться там следовало любой ценой, не взирая на потери и расходы. Доступ (путь даже при посредничестве тартесситов) к металлам Пиренейского полуострова оправдывал любые затраты.

И, наконец, третье: обе стороны однажды осознали, что сытый симбиоз приносит куда больше пользы, чем открытая конфронтация — у иберийцев был металл, но отсутствовали средства его доставки покупателям на востоке. Если с этрусками Италии еще можно было как-то кооперироваться (конным ходом по суше, через южную Галлию), то в период тотального господства финикиян на море перевезти самостоятельно ценный груз в Египет или Палестину и далее на восток тартесситам не представлялось возможным. Хочешь, не хочешь, а придется договариваться...

* * *