Читаем С того дня и после. Срубленные зимой полностью

...юноша в студенческой тужурке‚ русобородый и ясноглазый‚ белозубо улыбчивый‚ в новеньких сапогах с подковками‚ вышагивал споро с деревянным угольником‚ вымеривая дотошно нетоптаные травы‚ – обернулся‚ как позвал за собой‚ а впереди привал под копной‚ босые ступни на холодке‚ краюха у груди‚ нож‚ пластающий пахучие ломти‚ молоко из кринки щедро‚ взахлеб‚ струйкой за ворот‚ сон под телегой‚ жаркий‚ потный‚ безмятежный: проснется – пойдет отмахивать дальше...

Мимо.

Мимо! Не мне и не мое.

...робкий вздыхатель в потертом пальтишке – шарф вокруг горла‚ ботинки в старческих проплешинах – вставал у слепого фонаря на полустанке‚ сутулился‚ упрятывал в рукав крохотные подснежники‚ тревожно радостный‚ неуверенно счастливый‚ с надеждой встречающий каждый силуэт на подходе‚ с огорчением провожающий… – а неслышный голос с далекого репродуктора уже ворожил–нашептывал судьбу‚ участь‚ планиду‚ подступающее на цыпочках будущее: "Если завтра война‚ если завтра в поход..."‚ и размывалась‚ растекалась‚ испарялась тень у фонаря лужицей в жаркий полдень...

– Мы едем вперед! – кричал Мендл. – Всё время вперед: плохо тебе? Ветер в лицо! Песня в душе! Восторг в облаках!..

И закрутил тормозное колесо:

– Глядите. Все глядите‚ что сейчас будет. Мендл идет жизнью распоряжаться. Первый от рождения раз.

2

Рельсы расходились на стороны. Стрелка поворотная. Будка на развилке.

Перед будкой сидел человек на бревнышке и ногой покачивал‚ вяло и без удовольствия.

– Станешь переводить? – спрашивал.

– Стану‚ – отвечал Мендл.

– И знаешь куда?

– Куда захочу.

– Валяй. Только смотри‚ дядя‚ потом не слезись.

Мендл взялся за рукоятку и замешкался:

– А что там?

– Уточните вопрос‚ – попросил человек. – Где там? По левому пути или по правому?

– Там... – повторил нерешительно и закричал в гневе: – Да знаешь ли ты‚ что я всю жизнь катился по рельсам?! Меня поставили‚ меня подтолкнули‚ я и покатился. А кто-то переводил стрелки: родители‚ указчики‚ всякие идиоты по случаю. Надоело. Хватит! Уважать себя не буду!

– Браво‚ – сказал человек и ушел в будку.

Пинечке глядел с платформы. Кошка с собакой. Петух. А Мендл мучался на виду у всех‚ Мендл – "Кто бы мог подумать!"

Чужая боль никому не боль.

– В конце концов‚ – сказал человек из будки. – Можно не переводить. Тоже выбор.

Мендл подумал‚ покусал губу‚ поежился‚ как запросил пощады:

– В этом что-то есть...

И заплакал.

Он плакал долго и обильно‚ и просил у Всевышнего милости-вразумления‚ но слезы не приносили утешения‚ слезы не вызывали озлобления: щедрое пролитие соленой водицы без видимых и ощутимых последствий.

Когда он отплакался и затих‚ человек из будки сказал:

– Не убивайся. Я тебе секрет открою. Стрелку сто лет не шевелили. Проржавело – не провернуть.

– Зачем же ты тут сидишь? – спросил Пинечке‚ который всегда докапывался до сути.

– Чтобы стрелку переводить.

Глаз в бурую рыжину. На лице конопушки. А прочего не узнать.

– Надоел ты мне‚ – разозлился Пинечке. – Вечно на пути болтаешься.

– А что делать? Жить-то надо. Это я так живу.

Уселся на бревнышке и ногой закачал.

Так сидят пассажиры на глухом полустанке в ожидании почтового‚ пятьсот четвертого‚ который безбожно запаздывает на годы‚ с усталой покорностью провожая глазами просвистывающие блистательные курьерские. Так сидят жители деревенские на крохотном дебаркадере‚ в конце навигации‚ и красавец-теплоход‚ будто подразнивая‚ последним рейсом проходит в отдалении‚ с музыкой‚ пивом‚ танцами: тот теплоход не для здешнего мелководья‚ а впереди‚ за ближайшим поворотом времени‚ завалы снегов‚ пурга‚ стылые облака‚ поземка за мерзлыми стенами‚ вой изголодавшихся по теплу и свету волков.

3

Шли по степи чужеземцы малой‚ незащищенной кучкой. Лица запыленные. Глаза гнойные. Ботинки в клочьях и отрепье в лоскутах. Шли – глядели уныло под ноги‚ переговаривались негромко:

– Мусор кругом. Один только мусор.

Пришли, без сил попадали на землю.

– Юдл! Это вы? Юделе‚ это опять я. Вы‚ Юдл‚ из будущего?

– Будущее... Где оно‚ будущее? – И пожаловался устало: – Ах‚ Пинечке‚ мы не можем обогнать настоящее. Куда ни придем‚ повсюду уже насорено.

– Может‚ это вчерашний мусор‚ Юдл?

– Нет‚ Пинечке‚ мусор сегодняшний.

И стал разувать башмаки‚ чтобы пошевелить на просторе затекшими‚ сплюснутыми пальцами.

– Будущее увиливает от нас‚ Пинечке. Прежде‚ помню‚ не успеешь моргнуть‚ а оно уже тут как тут‚ это будущее: плати долги‚ жени детей‚ копи морщины и укладывайся в могилу. А теперь оно прячется за поворотом‚ наше будущее‚ проскальзывает между пальцами – не удержать.

– Вам требуется будущее? – подивился человек на бревнышке. – Храбрые‚ однако‚ люди – эти люди...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука