С того света

Я снова засел за статьи, в которых никого не беспокоил, хотя не оставлял мыслей о более содержательной работе. В конце концов возможность представилась. Третье углубленное расследование, за которое я взялся по собственной инициативе, касалось директора правительственного агентства по контролю нравственности на телевидении, на глазах у нескольких свидетелей убившего в разгар садомазохистской оргии проститутку. Несколько политиков бросились его выгораживать, сам он оправдывался тем, что является отцом образцового семейства, столпом незапятнанной морали, ставшим жертвой заговора производителей фильмов категории Х, которым он не позволял залить своим непотребством телеэкран. Обеляя себя, этот оплот телевизионной нравственности составил собственную версию происшедшего и издал ее брошюрой под названием «Поруганная честь». Накануне судебного процесса одного из главных свидетелей, трансвестита, нашли задушенным в тюремной камере. Проститутки, вызванные как свидетельницы, отказались от своих прежних показаний, а телевизионный журналист, поддерживавший версию убийства, был уволен.

В беседах со мной с глазу на глаз девушки признались, что им грозили лишением родительских прав, если они будут «упорствовать во лжи и дискредитировать добродетельного гражданина». Они подробно поведали мне о вечере, когда произошло преступление; все их показания совпадали, и я настрочил на их основании длинную статью. Опасаясь вето главного редактора, я предоставил текст в последний момент, перед самой версткой, соврав, что он одобрен. Все бы получилось, если бы не секретарша редакции: у нее возникли сомнения, она поделилась ими с главным редактором, и тот заблокировал набор. Впоследствии я узнал, что он сам водил дружбу с обвиняемым. Назавтра, вызвав меня, он заявил, что чаша его терпения переполнена и что я параноик, видящий преступников там, где их отродясь не водилось. Он посоветовал мне пройти лечение и уволил с такой формулировкой: «Путает личную интуицию с фактической действительностью».

Год после этого я не имел работы и с трудом платил за жилье. Репутация «смутьяна» мешала мне наняться в конкурирующие журналы. Я обитал в крохотной, в десять квадратных метров, студии под самой крышей, делил туалет и душ с другими жильцами и питался раз в день – главным образом сублимированной лапшой с томатным соусом.