С того света

– Я провела с ним три года, он тогда издал одну-единственную книгу и еще не знал, станет ли это его профессией. Я была его невестой и должна сказать, что редко встречала настолько преданных своей работе людей: он просыпался, записывал свои сны и с восьми до половины первого писал в кафе. Каждый день, даже когда устраивал себе отпуск, даже когда болел. Думаю, он боялся умереть, не успев написать достаточно романов. Да, думаю, главным его страхом было не до конца использовать полученный с рождения талант. Он часто повторял: «Я должен быть достойным доставшейся мне удачи легко писать, своего хорошего издателя и своих читателей».

Она снова ненадолго умолкает, как будто чтобы переждать звучащий словно бы ей в ответ гром.

– Наконец, хочу сказать тем, кто его не знал, что в повседневной жизни Габриель Уэллс был до невозможности смешным. Он шутил постоянно, на любую тему. В любом событии он искал повод для осмеяния. А главное, он умел посмеяться над самим собой. Надеюсь, там, наверху, ему слышно, как я его любила.

Эти слова потрясают Габриеля. Тем временем на помост выходят его коллеги по «Лиге воображаемого». Главный среди них берет слово от имени остальных:

– Габриель входил вместе с нами в гильдию авторов, объединенных желанием изменить сложившийся литературный пейзаж. Мы были слишком заняты, чтобы регулярно видеться, но я надеюсь, что смерть Габриеля, собравшая всех нас здесь, позволит возобновить сражение за то, чтобы наша страна начала культивировать разные литературные жанры.

Эти слова встречены аплодисментами. Отец Габриеля говорит:

– На то, каким должен быть этот надгробный камень, меня вдохновил один разговор с Габриелем. Он сказал, что обожает книгу Филиппа К. Дика «Убик», герой которого оказывается перед камнем с надписью: «Я жив, а вы мертвы». «Какая сильная фраза! – воскликнул Габриель. – Вообрази гигантское недоразумение: к могиле приходят скорбеть люди, считающие себя живыми, не замечая, что на самом деле мертвы они!» Он использовал эту фразу в своем наименее известном романе «Мы, мертвецы».

При этих словах сотрудники похоронной конторы приподнимают могильный камень, и становится видна надпись: «Я ЖИВ, А ВЫ МЕРТВЫ».

Некоторые, приняв это откровение всерьез, щиплют себя и облегченно улыбаются. Габриель тем временем обнаруживает, что вокруг них собирается все больше эктоплазм. Гроза усиливается.

Гроб выпрямляют и опускают в могилу.

После завершения церемонии отец Габриеля приглашает всех в кафе напротив кладбища, удачно названное «Кафе последней надежды», чтобы выпить по рюмочке и вспомнить лучшие моменты, проведенные в обществе усопшего. Только несколько неустрашимых читателей подходят к могиле, чтобы возложить на нее цветы, оставить записки и различные предметы, символизирующие лебедя.

Габриель проникает в бистро, чтобы подслушать разговоры.

Он видит, как его брат подходит к его издателю и как тот почтительно его приветствует и приносит соболезнования. Но Тома спешит его перебить:

– Вы не сможете издать «Тысячелетнего человека», месье Виламбрез.

– Почему же? – спрашивает уязвленный издатель.

– Потому что я уничтожил файл и все копии и сжег обе распечатки. Я не хочу, чтобы творчество моего брата-близнеца пережило его смерть. Не хочу, чтобы вы продолжали его издавать после его кончины. По-моему, это торгашество и непристойность.

33. Энциклопедия: смерть у монахов сокусимбуцу на севере Японии

Всем хотелось бы полностью управлять своей смертью, но только у буддистских монахов школы сингон на севере Японии искусство умирания достигло вершин сложности.

Это течение основал в XIII веке мистик Кобо Даиши, решивший провести свои последние мгновения в пещере, за медитацией. Откопавшие его последователи убедились, что тело не разложилось, а мумифицировалось. Тогда они разработали ритуал, воспроизводящий это чудо, чтобы самим достигать при помощи медитации уровня бодрствования, при котором тело становится не подверженным гниению. Так они надеялись войти в состояние «сокусимбуцу» – внутреннего просветления.

Чтобы дойти до такого состояния, эти монахи переходили на очень жесткий режим питания: ели только еловые иголки, древесную кору и семена, чтобы максимально похудеть. Потом их заживо хоронили в каменных могилах, на метровой глубине. Сидя в позе лотоса, они вдыхали через бамбуковую палочку воздух с поверхности; другая палочка была привязана к колокольчику. Каждое утро заживо погребенные звенели в колокольчик, сигнализируя, что еще живы. Тогда им передавали через палочку несколько семян. Когда колокольчик переставал звонить, считалось, что монах скончался. Другие монахи вынимали обе палочки, закрывали могилу и засыпали ее землей.