С Том 3 (СИ)

В числе документов, захваченных у противника, найден «штрафной журнал». Судя по записям этого журнала, в роте нет ни одного солдата, не подвергавшегося дисциплинарным взысканиям. Многие солдаты имеют по 5–6 взысканий. 4 десятка с лишним страниц журнала испещрены записями о наказаниях за пьянство и дебош. Стрелок Тойво Виртанен, и ефрейтор Йоханесс Вайненен в пьяном виде учинили погром в ротной кухне. Унтер-офицер Бруно Тюлле украл 2 килограмма масла из военного склада. Унтер-офицер Ярко Юкко продал своё обмундирование. Нило Тиканен и другие стрелки обокрали своих сослуживцев.

В неотправленном письме на родину, найденном у убитого финского ефрейтора Ласса Кахма, написано: «Две недели тому назад мы потерпели поражение и должны были отступить. Оружие и машины мы в значительном числе оставили. Лишь немногие товарищи сумели спасти свою жизнь и остались в той одежде, которая была у них на теле. Я буду помнить это всю жизнь».

— Да… Сабуров молодец! — я вздохнул, вспоминая отвальную. Я вот пьянствовал, а Бондаренко по заданию Сабурова устроил засаду у Новгород-Северского. И попали в нее трубчевские финны, которых направили для разбора завалов.

— Надо же, как быстро передали в Москву… — покачал головой Яков.

— Утром в газете — вечером в куплете, — покивал я, допивая чай. — Товарищи, а как насчет переночевать?

ВВС, разумеется, не оставили нас без крова. Устроили в летном общежитии, выделили койки, даже полотенца с бритвенным станком и одним помазком на двоих. Предложили помыться в баньке. Ну как, воды теплой выделили и пол кусочка мыла. И то хлеб, скажу я. А уж бельишко свежее — вообще песня, доложу вам. Жизнь налаживается, особенно после того как толщина кожного покрова немного уменьшилась под воздействием мочалки. Мылись мы, конечно, в лесу у нас, что же мы, дикари какие? Но большей частью так, поплюхаться, чтобы запахом не сильно шибало. Мыло — не всегда, в основном зола и песочек. Да разве я жалуюсь? Если надо, я и до самой победы так могу, мне не жалко. Но не так как некоторые, мол, подштанники менять не стану, пока Гитлера не упокоим. Да от того, что твои товарищи от вони страдать будут, до Берлина быстрее не дойдешь.

Помылись, легли покемарить. Проснулся я, слышу — бодрствует сосед мой, ворочается.

— Что, Яков Иосифович, не спится?

— Да вот, пол ночи проворочался, а сна ни в одном глазу. От нервов, наверное.

— Ну так давай пройдемся, проветримся немного.

Мы умылись, оделись, пошли. Сначала узнать про перспективы дальнейшего полета. Погода, к сожалению, не радовала. В лучшем случае нам светила вторая половина дня, да и то, с большими сомнениями. Позавтракали, и сели, глядя друг на друга. Чем бы теперь заняться? По аэродрому особо не нагуляешь — пространства, конечно, хватает, но всё оно какое-то… однообразное, что ли. Обратились к дежурному, мол, а куда еще можно?

— Так сейчас машина в Рязань пойдет, прокатитесь до города, — обрадовал он нас. — А там договоритесь, чтобы он вас забрал по дороге назад. Или как получится.

Сказано — сделано. Нам что собираться? Ремень поправить да по сапогам тряпочкой пройтись. Залезли в кузов полуторки, устроились рядом с какими-то мешками и коробками, да и поехали. До Рязани оказалось совсем недалеко — и десятка километров не наберется. Так что если и придется назад пешочком, не утомимся. Ну как, по морозу, снегу и с ветерком — тяжеловато будет, но мы же в лесу натренировались немного.