С царского плеча

Но никто не ответил ему. А когда Лешка, толкнув дверь, вошел в пристройку, то там никого не оказалось. Следом за парнем в помещение вошли и четверо сыщиков с Настей. Пристройка была невелика. В ней имелась одна комната, обставленная крайне скромно и даже аскетично. А душевая комната с санузлом, которая также тут имелась, была чисто функциональной. Назареям надлежало соблюдать чистоту не только нравственную и моральную, но также и тщательно следить за чистотой физической, личной гигиене придавалось большое значение.

И пока остальные осматривали жилое помещение, стремясь найти следы присутствия в нем хозяина, Кира осмотрела душевую. Тут имелось одно-единственное темно-серое полотенце, на котором зоркий глаз девушки заметил один длинный светлый волос. И пусть даже назареи и не стригли волос, но все равно появление светлого волоса невольно насторожило Киру. Она прекрасно помнила, что у самого отца Захария волосы были темные. У Лешки тоже. Скорей всего, и его брат должен быть темноволосым.

— Интересно, — задумалась Кира.

И выйдя из комнаты, спросила у Леши:

— Скажи, а у тебя есть фотография твоего брата?

— Зачем тебе?

— Просто скажи, есть или нет.

— У мамы, я думаю, есть в семейном архиве.

— Хотелось бы взглянуть на твоего брата.

— Мы с ним очень похожи, хотя он и старше меня на добрых двадцать с лишним лет.

— Значит, волосы у него тоже темные?

— Ну да, даже темней моих. Брат только в последнее время начал седеть, но седины совсем немного, у нас в роду почти никто не седеет.

У отца Захария, несмотря на его преклонный возраст, голова была седой лишь частично. Но если в семье все мужчины темноволосые, то тогда откуда взялся длинный светлый волос на полотенце в душевой? Конечно, вполне возможно, что кто-то из коллег — назареев принимал душ в жилище Виссариона. Но что, если волос был женский? К сожалению, понять, кто из женской половины Зубовки может быть обладательницей данного волоса, Кира не могла. С обнаженными головами в поселке ходили только маленькие девочки. Все девушки старше двенадцати лет и молодые женщины носили на голове плотные платки, полностью прикрывающие их волосы, а также зачастую закрывающие и часть лба до самых бровей.

— Кира, ну что ты там застряла? — послышался голос Леси. — Посмотри, что мы тут нашли.

На узкой кровати поверх тонкого покрывала Кира увидела наряд назарея.

— Он был скомкан и валялся в углу шкафа, — пояснила ей подруга.

В принципе в этом не было ничего странного, так как одежда явно нуждалась в чистке. По подолу она была выпачкана чем-то бурым.

— Вполне возможно, что это кровь, — произнес Лисица. — И заметь, к этому балахону полагается еще пояс с пряжкой. А его тут нет!

— Возможно, Виссарион переоделся и надел пояс с пряжкой к другому комплекту.

У каждого назарея имелось как минимум две-три пары сменной одежды. Они носили плотные белые штаны, рубашку и свободное верхнее одеяние, перехваченное на поясе пряжкой. Оно всегда было длинным, иной раз касалось земли. Свободными оставались только кисти рук и голова. Да и ее следовало покрывать в случае, если человек хотел уединиться и не желал ни с кем в данный момент разговаривать.

Разумеется, белое полотно нуждалось в частой стирке. На нем была видна любая грязь. И это должно было заставлять назареев вести себя очень осмотрительно, так как их с юных лет приучали к аккуратности и осторожности в поведении. Любая грязь на их одежде рассматривалась отцом Захарием как отступление от праведного пути, по которому им надлежало следовать на всем протяжении жизни. За испачканную одежду возлагалось наказание.

— Одежду им выдает Вирсавия, — сказал Леша. — И к каждому комплекту полагается свой пояс с пряжкой.

— Мы бы хотели повидать эту женщину, — быстро произнесла Кира. — Она молода? Хороша собой?

— Я бы не сказал, — растерялся Лешка. — Да вы ее и сами видели.

— Она блондинка?

— Понятия не имею. Впрочем, если хотите, спросите у нее сами.

— А где нам ее искать?

— Вирсавия живет в доме отца. Позовите, уверен, она где-то поблизости, как обычно, хлопочет по хозяйству.

Подруги снова вышли во двор.

— Вирсавия — это не та ли прекрасная жена военачальника царя Давида, ради обладания которой он послал своего друга на верную смерть?

— Да. И она же мать царя Соломона.

Но здешняя Вирсавия вряд ли могла бы заставить вскипеть страстью мужскую кровь. Была она лет пятидесяти пяти — шестидесяти, курноса, приземиста и к тому же крайне сварлива. Лицо ее украшали многочисленные бородавки, некоторые из которых поросли густыми темными волосинками, что выглядело совсем уж отвратительно.

Лешка был прав, подруги уже видели эту особу. Именно она велела им убираться прочь, обозвав разными нехорошими словами.

— Чувствую, разговор будет не из приятных.

В данный момент Вирсавия занималась тем, что неистово мешала в большой кастрюле какую-то клейкую массу красивого желтого цвета. Вид у нее был еще более недовольный, чем в прошлый раз. Она бормотала себе что-то под нос, и судя по выражению ее лица, это вряд ли были молитвы.

— Что это у вас? Каша?

— Мамалыга.

— Ужин готовите?