С войной не шутят

За пушкой, прижавшись спиной к серому, неровно окрашенному баку, сидел бледный курносый матрос с тусклой черной щеточкой усов, влажной от жары, — молчаливый застенчивый татарин из города Кимры Хайбрахманов, постанывал легко. Второй матрос — сочинец Мартиненко перевязывал ему голову. Сквозь бинт проступало красное, пугающе яркое пятно. Мослаков присел на корточки перед Хайбрахмановым.

— Что, Фарид, сильно зацепило?

Хайбрахманов облизал мокрые, испачканные кровью губы, на языке у него тоже была кровь, медленно покачал головой:

— Не очень. Но… больно, товарищ капитан-лейтенант.

— А с пушкой что? Почему не стреляли?

— Заклинило, — вместо Хайбрахманова ответил на вопрос Мартиненко, — ствол не опускается.

Мослаков переместился к пушке, вцепился в рукоять поворотного механизма и не смог провернуть ее — шестеренки сцепились мертво, будто их поставили на тормоз. Попробовал отработать назад — та же самая картина.

С «дагестанца» тем временем вновь пальнули из гранатомета, над черной тихоходной плошкой вспухло облачко розового сверкающего дыма, затем из дыма вырвался лихой оранжевый хвост и пошел пластаться по пространству.

Не обращая внимания на гранату, летевшую на «семьсот одиннадцатый», Мослаков присел на корточки перед пушкой, сдернул железную нахлобучку, прикрывавшую поворотный механизм, глянул на лоснящиеся от смазки шестеренки. Все в порядке. Странно, тогда почему не опускаются стволы пушки?

Свист гранаты нарастал. Спокойно, даже презрительно глянув в ее сторону, словно граната не представляла никакой опасности, Мослаков передвинулся на наружную сторону щита и понял, в чем дело.

Несколько пуль пробили насквозь кожух. В пробоины было видно маслянистое черное железо — оружейник обильно смазал поворотный механизм пушки, не пожалел «сала». Мослаков стянул железный чехол, увидел, что одна из пуль всадилась между шестеренками, даже чуть надломила зуб у той шестерни, что была побольше, и застряла в сжиме между зубьями.

Мослаков попробовал вытащить пулю пальцами, но попытка не удалась. Он стиснул зубы и вцепился в пулю ногтями — ободрал себе ногти, но с ней не справился.

Приподнялся, увидел, что Мартиненко закончил бинтовать Хайбрахманова и теперь сидел, безучастно опустив усталые руки между колен и запрокинув голову назад, к железной стенке бака. Глаза у Мартиненко были закрыты.

Он словно не слышал свиста настигающей сторожевик гранаты, вытянувшееся лицо его было бледным — Мартиненко не был похож на знакомого всем балагура и любителя розыгрышей, которого боялись даже офицеры.

— Мартиненко! — крикнул капитан-лейтенант. Ему показалось, что матрос мертв.

Мартиненко открыл глаза, по-боксерски выпятил подбородок.

Свист гранаты нарастал, он теперь вгрызался не только в уши — вгрызался даже в кожу, проникал в поры, запутывался в волосах, в корнях их, в складках одежды.

У Мослакова отлегло от сердца: слава богу, Мартиненко жив.

— Мартиненко, быстро в машинное отделение, — скомандовал он. — Принеси оттуда отвертку! Иначе они добьют нас быстрее, чем мы им ответим, — Мослаков вспомнил, что Мартиненко зовут Станиславом, и добавил просяще, совсем не по-командирски: — Быстрее, Стас!

Тот кивнул, на четвереньках прокатился по палубе и исчез. Хайбрахманов продолжал сидеть на палубе, вытянув ноги и плотно прижавшись спиной к металлической стенке. На свист гранаты он также не обращал внимания.

Капитан-лейтенант невольно отметил, что время остановилось. Ну, сколько может лететь сюда граната с «дагестанца»? Три секунды, четыре, пять?

Пять, и не больше, а такое ощущение, что с момента выстрела прошло не менее получаса.

Граната шлепнулась в воду в пятнадцати метрах от борта «семьсот одиннадцатого», взбила узкий оранжевый султан брызг и взорвалась. Над водой понесся черный клокастый дым. Несколько осколков достали до сторожевика, с грохотом прошлись по борту, один всадился в правый ствол пушки, взбил веер искр, соскользнул вниз, на металл палубы, завертелся, будто живой, у ног Мослакова. Хайбрахманов, сидевший у серой металлической стенки, дернулся и вскрикнул. Мослаков кинулся к нему:

— Что, Фарид?

— Задело… Снова задело.

Он ухватился одной рукой за плечо, сжав пальцы. Между ними проступило несколько капель крови.

— Вот е-мое! — у Мослакова с собой не было даже индпакета. Он выругался, оглянулся с надеждой, словно бы хотел увидеть прикрепленную к борту аптечку либо фельдшерскую сумку, застонал с досадою. Хотел было бежать в рубку, но не успел — на него свалился вымахнувший из-за угла Мартиненко.

В руке он держал отвертку с прозрачной плексигласовой ручкой.

— Товарищ кап…

Мослаков не дал ему договорить, перехватил отвертку.

— Стас! Фарида снова ранило! Дуй срочно в рубку за аптечкой!

Эх, Акопова бы сюда — медбрата, знающего что почем в медицине… но Акопова на сторожевике не было — остался на берегу: подошла пора дембеля — радостной штуки для всякого служивого.

Втянув сквозь зубы воздух, Мартиненко ошарашенно помотал головой и исчез. Капитан-лейтенант тронул Хайбрахманова пальцами: «Потерпи малость, сейчас тебя Мартиненко перевяжет» и переместился к пушке.