С войной не шутят

Со стороны разговор этот напоминал обычную беседу двух старых приятелей, которые встретились на перекрестке в городской толчее, а автоматы, наставленные в животы друг другу… автоматы тут ни при чем.

— Слово «присяга» у нас с тобою имеет разные понятия, — угрюмо и спокойно проговорил Мослаков, почувствовал, как на лице у него натянулась кожа.

Он понял, что не сможет нажать на автоматный курок и прошить своего бывшего друга очередью, — не хватит у него пороха, а Никитин…

Он еще раз глянул в глаза Никитину, в железные шляпки зрачков и ничего жалостливого там не обнаружил. Паша Никитин ни сомнениям, ни мукам, ни внутренней маяте не был подвержен — на спусковую скобу нажмет не задумываясь.

— Це-це-це! — насмешливо поцокал языком Никитин.

Палец с курка он не снимал, и Мослаков подумал, что друг Никитин задурит ему голову своими речами, усыпит бдительность.

— Брось автомат, — тихим голосом, совершенно искренне посоветовал Никитину Мослаков. — Пару лет отсидишь за пассивное участие в делах банды и чистенький выйдешь на свободу. На тебе же крови нет?

— Нет, — подтвердил Никитин.

— Вот и будешь чист перед государством, перед семьей, перед Ленкой, перед самим собой.

— Це-це-це! — вновь насмешливо поцокал Никитин, сжал глаза в крохотные беспощадные щелки. — Я всегда знал, что ты — опытный политработник, уговаривать умеешь, но чтобы молоть такую глупость, — он качнул головой и, не сводя глаз с Мослакова, сплюнул себе под ноги. Сплюнул неудачно: тягучая липкая слюна мутной сосулькой повисла на нижней губе.

Мослаков почувствовал, как в горле у него шевельнулось, застыло что-то брезгливое. Понятно было одно: душещипательные разговоры ни к чему не приведут; Паша Никитин на круги своя не вернется, как бы того Мослакову ни хотелось. Пустой номер. И оказался он в глупом положении, из которого ему не дано выйти победителем. Он не сможет выстрелить в Никитина, а тот сможет. Будет давить на спусковой крючок до тех пор, пока в магазине не закончатся патроны.

Значит, партию эту Мослаков проиграл. Не думал он, что судьба его даст такую слабину…

— Вот тебе и це-це-це! — так же насмешливо, как и Никитин, поцецекал он в ответ, внутренне же сжался в некой немой секущей тоске, почувствовал, как в горячем липком воздухе возник ветер и повеяло холодом. Произнес неожиданно твердо и зло: — Брось автомат!

В ответ Никитин опять усмехнулся, показал желтоватые прокуренные зубы.

Мослаков едва не застонал от досады, от того, что он оказался неспособен застрелить своего бывшего друга, от некой внутренней квелости, которая в конце концов погубит его.

Неожиданно он услышал едва приметный, какой-то мышиный шорох сбоку, и в ту же секунду в голове у него взорвался тяжелый красный шар. Пространство перед глазами сделалось красным, в нем мигом утонуло все: и море, и плавно раскачивающийся горизонт с прилепившимися к нему черными щепками — катерами, и огромное, сочное, похожее на разрезанный арбуз солнце, и Никитин с его жутковатой мертвой улыбкой, прочно припечатавшейся к лицу.

Мослаков вздохнул и, не выпуская из руки автомата, развернулся на сто восемьдесят градусов и упал на палубу.

Он умер мгновенно.

В ту же секунду из-за огромного вентиляционного раструба, снабжающего машинный отсек свежим воздухом, поднялся потный широколицый мюрид в тюбетейке, привычно дунул в дымящийся ствол пистолета.

— Спасибо, Фикрят, — поблагодарил его Никитин. — Хоть крови этого придурка у меня на руках не будет.

— Болтает все, болтает, — Фикрят не удержался, плюнул на Мослакова. — Болтун! — тут мюрид настороженно вытянул голову, пригнулся, повел подбородком назад. — Пора из рубки выковырнуть этого попугая, хватит ему рулить. Ты, шеф, иди по левому борту, я — по правому, а потом — в броске…

Договорить Фикрят не успел — автоматная очередь подбросила его в воздух, он тяжелым кулем пролетел метра два и упал на край вентиляционного раструба, раскинув руки в стороны, будто определился на просушку. Из открытого рта мюрида на серое крашеное железо, как вино из кувшина, полилась кровь.

Никитин растерянно прошил короткой очередью пространство перед собой — не сразу сообразил, что произошло, откуда пришли пули, дернулся, уходя вниз, в укрытие — его надежно мог прикрыть металлический бортик. Но запоздал: автоматная очередь достала и его.

Автомат, который он держал в руке, железкой взметнулся в воздух и солдатиком булькнул в воду. Тело Никитина затряслось, словно его подсоединили к открытому электропроводу, лицо исказилось от боли, он вытянул перед собой руки, будто хотел упереться ими в пространство и удержаться на ногах, и так, с вытянутыми руками, грохнулся на палубу.

Из-за рубки с автоматом в руке вывернул мичман Овчинников, следом — Мартиненко. Овчинников зорко огляделся, проверяя корабль, — не свалится ли еще какой-нибудь хунхуз на плечи, но больше никого не было и он облегченно опустил автомат:

— Кажись, все.

— Все, — эхом отозвался матрос Мартиненко.

Мичман вздохнул и, увидев лежащего рядом с Никитиным Мослакова, заохал, кинулся к капитан-лейтенанту.

— Паша… Паша… Паша…