С волками жить

— Я вижу вас по телевидению в недалеком будущем. Вам это не может быть интересно?

— Я его редко смотрю.

— Значит, подсознательно. Думаю, это, вероятно, желание, о котором вы в себе и не подозревали.

— Ну не хорош ли он? — спросила Кара. — Всегда открывает во мне эти драгоценные секретики, которые потом оказываются правдой, аж жуть берет.

— Да, — сказала Джесси. — Полагаю, у нас уже много месяцев не бывало такой пары, что больше подходила бы друг дружке, чем вы.

Кара объяснила, как вместе их свела красота ее рук — подманила Тома, как зачарованного принца, через вульгарные толпы в казино.

— Женские руки, — воскликнул Том, изумленно качая головой, удивляясь, что такое вообще возможно.

Кара работала крупье на рулетке в «Серебряном овраге». Процент заведения варьировался от 5,26 до 11 в зависимости от ставки, игра у нее была не самой популярной в зале; в отличие от деловой команды очка, беспокойных палочников из пита с костями, ее часто можно было застать за своим столом: она праздно стояла, крутила колесо, ждала игрока. Когда Том начал ставить долларовые фишки на ее расклад, она едва глянула на его лицо, обыденно отметив его как еще одного ботана — и притом особенно глупого: больше нескольких десятков раз подряд он гонялся за номером 22, но не выиграл ни разу. Выиграл он лишь ее. Для Кары годы выстроили внутри нее возвышение, с вершины которого она смогла наконец-то ясно разглядеть дорогу в обе стороны, и по мере того, как продолжалась ее поездка, вид ей нравился все меньше и меньше. Парень был опрятен, хорошо воспитан, сравнительно приятен для глаз, его поверхностный шарм вспорот рыщущим плавником неотразимого озорства и — это большое «и» — он владел просторным зеленым «Фордом Галактикой», чей нос твердо смотрел прочь из города. Со своей семьей она рассталась, первый муж у нее парился на киче, второй от нее сбежал, и — да какого черта — она полагала, что просто-напросто Та Женщина, Кому Нравятся Гадкие Мужчины.

Председательствующим священником в тот вечер был преподобный Бастер Мэхони, дипломированный бухгалтер, член «Анонимных игроков», почетный помощник шерифа Локлина и лицензированный выпускник «Религиозной фермы Элко» — комбинации монашеского приюта, центра душевной аэробики и фабрики по производству дипломов. Преподобный Мэхони обладал довольно-таки обвислой великоватой личностью, из нее постоянно выпадали сюрпризы или же ненароком в ней обнажались. Когда его представили Тому и Каре, он принялся рассказывать им байки потерянных лет в Л.-А., когда был «по части» смерти, работая на закраинах скидочного похоронного бизнеса: посреди панегирика убиенному сбытчику наркотиков срабатывает пейджер покойного, плакальщики разражаются хохотом, Мэхони на весь остаток службы так теряется, что путает имя дорого усопшего с тем, кого он отпел двумя часами раньше, а затем несколько дней потеет от страха того, что́ оскорбленные друзья сбытчика способны с ним сделать. В бракосочетаниях, промышленности посчастливее, он еще не совершил ни одной ошибки. Всего через пару минут после знакомства с Томом он уже называл его Джерри.

Для церемонии своей Том и Кара выбрали футуристическую каплицу, поскольку будущее, как пояснила Кара, цитируя безумного голливудского пророка Крисвелла из печально известного фильма «План 9 из открытого космоса», это «где вы и я проведем все наши оставшиеся жизни, хотим мы того или нет»[97]. Помещение представляло собой закрытый куб из зеркал, украшенных бессчетными гирляндами бегущих огоньков; выжившие говорили о том, что их заперли в пустом казино без людей, бесконечно растянутом в пространстве, или же поймали в чокнутую видеоигру, где все лазеры нацелены прямо на тебя. Громкая фоновая музыка была попурри тем из классических научно-фантастических фильмов, самому юному — по крайней мере два десятка лет, отчего бестрепетный матримониальный путешественник оказывался в странно дезориентирующем подвешенном состоянии: будущее и его звуковая дорожка уже настали и ушли в прошлое, в некоторых случаях — слишком далеко даже за рождение невесты или жениха. Преподобный Мэхони — яблочное пузико, жирноватые грудки и прочее, — застегнутый в облегающий скафандр на молниях, вел церемонию как будто бы с мостика космического корабля «Предприятие»[98]; за спиной у него вместо зеркального стекла сплошная стена телевизионных экранов увеличивала, отражала и удваивала каждую брачную дрожь и судорогу — внушительный технический довесок к общим тревожности и смущению.