С запахом лаванды и пепла

В груди становится тревожно – волнуюсь перед встречей с дедулей. Никогда его не видела вживую. Я люблю дедулю, правда, и всегда мечтала о встрече. Но маме нельзя в Севастополь, а дедуля живет один и почему-то не может оставить дом ни на день. Такая вот мы чудная семейка. Нет, мы не чужие и связь не потеряли, постоянно общаемся по Телеграму или Вотсапу, но это совсем не то, что живьем. К тому же я понятия не имею, как на дедулю повлияла болезнь. Мама наверняка сгустила краски, чтобы убедить меня бросить все и приехать. Но если она не лукавила и дела, действительно, очень плохи? Что меня ждет? Как я это вывезу одна? Вздыхаю и бреду дальше. Отвлекаю сама себя, подмечая аптеку и супермаркет, продуктовые магазинчики, разглядывая саму улицу: невзрачную, местами потрепанную и облезлую, будто застрявшую в прошлом. Но чем-то она меня цепляет, даже возникает чувство, что жизнь моя сейчас делает правильный поворот. Странный, не очень привлекательный, но очень правильный. Даже кажется, что-то манит вперед, будто я знаю, куда идти.

“Моя волна” улавливает смену настроения, и к нужному дому подхожу под лиричную “Tuesday” Five For Fighting. Останавливаюсь перед лестницей из двух коротких пролетов, гляжу на небольшую возвышенность. Там, за невысокой оградкой, утопает в зелени одноэтажный домик под скатной шиферной крышей. На мгновение испытываю разочарование, до того он простой и невзрачный. Обветшалым не выглядит, но краска местами смылась, штукатурка кое-где треснула, окна наполовину скрывают высокие кусты с крупными фиолетовыми цветами – гибискусы. Зато справа за надежным забором виднеется настоящий особняк внезапно лавандового цвета: высокие окна, округлый кованый балкон на втором этаже, черепичная крыша, есть даже башенка и флюгер в виде двух котов: один черный, второй – золотой. С надеждой проверяю, не ошиблась ли адресом – увы, все верно, мне в неказистую хибарку. Вздыхаю. Песня заканчивается, я убираю телефон и наушники и тяну сумку по лестнице, что ведет к ограде. Ступенек не так много, но к концу подъема успеваю взмокнуть.

Дверь в дом распахивается, едва я миную садовую калитку.

– Все, все, Юленька, она тут, не кипишуй, – говорит дедуля, глядя на экран смартфона.

Понятно, мама не утерпела, позвонила по Телеграму, чтобы через дедулю все контролировать.

– Я тут, мам, не переживай уже! Вечером позвоню! – успеваю выкрикнуть я, прежде чем дедуля жмет “Отбой”.

– Яночка… – он широко улыбается мне.

Несколько секунд молча глядим друг на друга. Он почти такой же как на видео, разве что волосы в беспорядке, да щеки бледнее, чем обычно. Дедуля протягивает руки, я сбрасываю со спины рюкзак и бросаюсь в его объятья. Не знаю, кто из нас стискивает другого крепче. У меня точно ребра хрустят. Я ждала, дедуля будет слабым, что от него будет пахнуть лекарствами, больницей или чем-то подобным, но ощущаю лишь приятный аромат то ли одеколона, то ли шампуня. Чувствую, как подкатывают слезы, и утыкаюсь носом в его плечо. Эмоции странные: рыдание рвется, но мне очень хорошо, будто тяжесть с души убрали. Испытываю необоснованное облегчение, граничащее с абсолютным счастьем. Отпускать дедулю не хочется, вдруг это чувство пропадет, поэтому обнимаю его еще крепче, но дедуля отстраняется, чтобы рассмотреть меня. Я не выпускаю его руки и разглядываю его. Дедуля крепкий, жилистый, на ногах стоит твердо, даже не подумаешь, что тяжело болен. И одет модно: серая майка, джинсы, синяя флисовая рубашка в клетку. Седая борода и волосы аккуратно подстрижены. Лицо в морщинах, глаза зеленые с крапинками, точно как у мамы, и в них тоже поблескивают слезинки. Зато нос точь-в-точь как мой.

– Дедуля, ты такой красивый! – улыбаюсь и всхлипываю одновременно.

– Ну-ну, это ты у меня красавица, – он щурится в ответ, легко проводит пальцем по едва заметному шраму на лбу, гладит меня по волосам, бережно стягивает резинку и отступает на шаг, чтобы разложить мои белокурые локоны по груди и плечам. От его взгляда внутри тепло и опять хочется плакать. – Копия мать.

– Ага, только фирменные зеленые глаза зажали, а взамен подсунули серые и нелепый лягушачий рот, – отшучиваюсь я. – Так себе компенсация.

Дедуля на мгновение мрачнеет, проводит пальцем по моему носу.

– Главная фамильная ценность на месте, а остальное – мелочи жизни.

Хмыкаю в ответ. А дедуля спохватывается, что так и стоим в саду. Тянет меня в дом, пытается подхватить сумку или хотя бы рюкзак. Не даю. Вместо этого всучиваю ему пальто и затаскиваю вещи внутрь.

В доме тепло, свет золотистый, уютный. И опять ничего не напоминает о болезни. Прибрано, разве что на диване смятые подушка и плед. Лекарств не видно. Вкусно пахнет яблоками и сдобой – дедуля готовился к моему приезду. Иду на запах, быстро нахожу кухню: там на столе миска с виноградом и большая корзина с булочками и пирожками. Смотрю на дедулю с укоризной:

– Ну зачем, тебе же лежать надо…

Дедуля будто не понимает упрек:

– А на полках есть вишневая…

– Пастила!