С запахом лаванды и пепла

Заканчиваю в одиночестве, запихиваю дорожную сумку под кровать и, наконец, нормально осматриваюсь, не стесняясь дедулю.

Чистенько, но бедненько – первое, что приходит в голову. Но если присмотреться – понятно, что это не так. Совсем не так! Из нового в моей спальне только рабочее кресло и туалетный столик. Остальная обстановка, кажется, застала выступления Хрущева и Брежнева, если не самого Сталина. Мебель массивная, старинная, хоть с виду и простая, без обилия финтифлюшек. Кровать с кованым изголовьем. Платяной шкаф запирается на симпатичный ключ, а изнутри к дверце прикреплено зеркало и даже крохотная полочка, понятия не имею для чего – разве что для заколок или для булавок. МДФом тут и не пахнет, в шкафу даже полки деревянные. Уверена, в Питерских антикварных магазинах этот шкаф стоил бы сотни тысяч, а модные дизайнеры за него дрались.

Выхожу в гостинную – та же история. Медленно обхожу комнату, отмечая уютные кресла, обилие книг, старый проигрыватель и ряды виниловых пластинок. Вытаскиваю одну наугад – F.R. David, самый первый альбом 1982 года, еще и оригинал, на обложке ни слова на русском. Мама его обожает. Интересно, как звучит на виниле? Надо будет послушать, если проигрыватель работает. Хотя что-то мне подсказывает, что работает, и просто для красоты дедуля ничего держать бы не стал. Иду дальше, напевая под нос “Pick up the phone”. Рядом с раритетным проигрывателем – вполне современная музыкальная система. Не удивлюсь, если тут и умная колонка найдется – и точно, стоит возле большого плоского телевизора. Такой контраст старого и современного меня озадачивает. Задерживаюсь у стеллажа, пробегаю взглядом по корешкам книг. Среди них много старых изданий, еще советских, они сразу видны по переплету. Беру томик Ефремова – давно хотела его попробовать. Рядом на стене одна под другой висят несколько фотографий: я маленькая, дедуля с бабушкой, еще молодые, и…

От удивления чуть не роняю книгу. Всматриваюсь в третье фото: там мама и я, сомнений нет, вот только мы сидим на фоне памятника Затопленным кораблям, здесь, в Севастополе. Но я ведь ни разу сюда не приезжала! Маме нельзя сюда возвращаться! Хочу снять фото, чтобы разглядеть получше…

– Люблю этот снимок…

Невольно отдергиваю руку, поворачиваюсь к дедуле. Как давно он за мной наблюдает? Он тепло улыбается и подходит ближе.

– У нас в альбоме есть точно такое же фото, только мама на нем одна, – говорю я. – Не понимаю. Я думала, оно сделано еще до моего рождения.

Дедуля туманно хмыкает.

– Мне же здесь года три или четыре? Я помню это платье по другим фоткам.

– Три. Это последний раз, когда вы приезжали.

– Последний? То есть были и другие? Я ничего этого не помню.

– Ты совсем маленькая была, – дедуля пожимает плечами.

– А потом что случилось? Почему теперь мама не может приехать?

– Потому что обстоятельства изменились, лягушонок, – дедуля гладит меня по волосам и идет к дивану. Тапки едва слышно шаркают по паркету.

Наблюдаю, как он поправляет плед, берет книгу, подкладывает под спину подушки. Мне хочется расспросить больше, допытаться до правды, мама всегда увиливала и напускала туману. Но я вижу грусть в дедулиных глазах и усталость на его лице. Тема явно неприятная, а такое активное и эмоциональное утро его утомили, хоть он и пытается это скрыть.

– Ванная там?

– Да-да, там все готово, и полотенце я принес. Потом научу, как пользоваться газовой колонкой. Я чуть полежу и заварю чайку. У меня хороший сбор есть, с крымскими травами.

Я киваю. Чай я могу и сама заварить, да кто мне даст. Гляжу на дедулю еще несколько мгновений и скрываюсь в ванной. После двух дней в поезде в душ реально хочется.

Глава 2. Первый звоночек

В ванной моя совесть получает очередной повод для терзаний – на стиральной машине лежит фен Дайсон. Новый, еще в коробке, трогательно перевязанной атласной ленточкой. Гоню мысли о цене и прощальных жестах, но глаза все равно наполняются слезами. Дедуля не просто старается, чтобы мне тут понравилось, он готов в лепешку расшибиться. А я злилась на него с мамой из-за того, что придется ехать в Севастополь. Мне было до остервенения обидно, что приходится так круто менять жизнь. Казалось, меня наказывают за что-то, если не родные, то судьба. Теперь хочется побиться головой об стену.

Мою волосы тщательнее обычного, потом долго стою под теплыми струями, позволяя воде просто бежать по телу, успокаивая. На душе паршиво, а в голове сумятица – я многого не могу понять, вопросы только множатся. Шагу не ступить, чтобы не наткнуться на фамильную тайну или странность – скоро начну бояться открывать шкафчики и разглядывать старые фотографии. Сказать, что я от этого устала – ничего не сказать. Но и повлиять не могу. Единственное, что мне доступно – злиться от бессилия. Наседать на больного дедулю с вопросами я точно не смогу, особенно после всех его стараний.