— Значит, ваша мама застрелила вашего отца, избавилась от тела, и вы убежали.
— Вы же читали письмо.
— И где сейчас ваша мама?
— Умерла на прошлой неделе. Перед смертью вручила мне письмо и попросила передать в полицию. Так я обо всем и узнала. Ну то есть… об убийстве. Я раньше думала, мы сбежали из-за того, что папа нас бил. Он… нас избивал. Периодически. Тогда он очень сильно избил маму. И мы сбежали.
— Примите мои соболезнования в связи с ее смертью.
Шеф Уорд, прищурясь, уставился на Лени. Под его пристальным взглядом ей стало неуютно. Так и подмывало заерзать. Наконец он встал, подошел к шкафчику в глубине кабинета, порылся в ящике и вытащил папку. Бросил на стол, сел, открыл.
— Ну что ж. Ваша матушка, Кора Олбрайт, была ростом пять футов шесть дюймов. По описанию очевидцев, хрупкого телосложения. А в отце вашем было без малого шесть футов.
— Да, все верно.
— Однако же она застрелила вашего отца, вытащила тело из дома, потом — скорее всего — привязала к снегоходу, отвезла на Хрустальное озеро, прорезала дыру во льду, прицепила ему на ноги капканы и спихнула в воду. И все это в одиночку. А вы где были?
Лени молчала, сцепив руки на коленях.
— Не помню. Я ведь даже не знаю, когда это случилось. — Ее так и подмывало что-то добавить для убедительности собственной лжи, но дедушка советовал не болтать лишнего.
Шеф Уорд облокотился на стол и сложил домиком квадратные кончики пальцев.
— Вы ведь могли отправить это письмо.
— Могла.
— Но вы же не такая, правда, Ленора? Вы хорошая девушка. Честный человек. У меня в этом деле о вас исключительно хвалебные отзывы. — Он подался вперед: — Что же случилось в тот вечер, когда вы сбежали? С чего он так вспылил?
— Я… узнала, что беременна, — ответила Лени.
Уорд бросил взгляд в дело:
— Мэтью Уокер. Говорят, у вас был роман.
— Ага, — сказала Лени.
— Безумно жаль, что он тогда так пострадал. То есть вы оба пострадали, но вы-то поправились, а он… — Шеф Уорд осекся, и Лени стало стыдно, словно тот ее молчаливо упрекнул. — Я слышал, ваш отец ненавидел Уокеров.
— Это еще слабо сказано.
— И как же он себя повел, когда узнал, что вы беременны?
— Как с цепи сорвался. Начал избивать меня — сперва кулаками, потом снял ремень… — Воспоминания, которые она годами подавляла, вырвались на свободу.
— Да, я слышал, он был тот еще мерзавец.
Лени отвернулась. Краем глаза увидела, как Эмджей читает книгу и шевелит губами, словно проговаривает слова. Она надеялась, что сказанное не отложится у него в каком-нибудь темном уголке подсознания и не проявится однажды.
Шеф Уорд придвинул к ней какие-то документы. Лени заметила в углу надпись: «Олбрайт, Коралина».
— У меня есть письменные показания Мардж Бердсолл, Натали Уоткинс, Тики Роудс, Тельмы Шилл и Тома Уокера. Все они утверждают, что годами видели вашу маму в синяках. И я вас уверяю, на допросе многие из них заливались слезами и жалели, что ничего не сделали. Тельма призналась, что с радостью сама пристрелила бы вашего отца.
— Мама всегда отказывалась от помощи. Я до сих пор не знаю почему.
— Она кому-нибудь когда-нибудь говорила, что он ее избивает?
— Мне об этом ничего не известно.
— Если вы действительно хотите помочь, скажите правду, — посоветовал шеф Уорд.
Лени уставилась на него.
— Ну же, Лени. Мы оба знаем, что случилось в тот вечер. Ваша мама действовала не в одиночку. Вы тогда были совсем юной. Вы тут ни при чем. Вы выполнили мамину просьбу, да и кто поступил бы иначе? Вас любой поймет. В конце концов, он вас избивал. Суд это учтет.
Он был прав. Она действительно тогда была совсем юной. Перепуганной беременной девочкой восемнадцати лет.
— Позвольте мне вам помочь, — настойчиво произнес Уорд. — Сбросьте это ужасное бремя.
Лени понимала, что и мама, и бабушка с дедушкой предпочли бы, чтобы она соврала, сказала, что не видела ни убийства, ни как мать поехала на Хрустальное озеро, ни как пошел ко дну в ледяной воде труп отца.
Чтобы она сказала: это не я.
Свалила все на маму, стояла на своем.
И навсегда сохранила эту страшную темную тайну. Солгала.
Мама хотела, чтобы Лени вернулась домой, но ведь дом — не просто хижина в тайге над тихой бухтой. Дом — это состояние души, умиротворение от того, что ты верен себе и живешь честно. Нельзя вернуться домой наполовину. Нельзя строить новую жизнь на шатком основании лжи. Больше она так не может. Тем более дома.
— Правда вас освободит, Лени. Ведь вы именно этого хотели? Поэтому вы здесь? Расскажите же мне, что на самом деле произошло в тот вечер.
— Когда он узнал, что я беременна, так мне врезал, что распорол щеку и сломал нос. Я… помню не все, только то, как он меня ударил. Потом я услышала, как мама сказала: «Не трогай Лени», и раздался выстрел. Я… увидела, как рубашка его пропиталась кровью. Мама ему два раза выстрелила в спину. Чтобы он меня не убил.
— И вы помогли ей избавиться от тела.
Лени замялась, но шеф Уорд так сочувственно на нее смотрел, что она прошептала:
— И я помогла ей избавиться от тела.