Са, Иса и весь мир

На подходе к молельному дому Ису встретил служка46, с нотками угроз в голосе сообщивший, что его давно ищут. Юноша проигнорировал тон извещения и последовал вперёд с независимым видом. Он даже не заметил колесницу и двух верховых охранников, стоявших неподалёку от входа.

Впрочем, решимость Исы и его суверенная готовность никого не напугала, так как, когда он миновал передний притвор и вошёл в Святилище, там никого не оказалось. Зато из Святая святых доносилось два голоса. Иса поневоле замер, ибо вход туда разрешался исключительно коэну, да и то в великие религиозные праздники.

Козлетон47 Мардохея он различил сразу. Хотя и с распознаванием второго голоса (при абсолютной-то памяти юноши) проблем также не возникло – то был властный баритон первосвященника Анны. Подслушиванием Иса сроду не занимался, но ситуация сложилась так, что он не сразу сообразил, как ему поступить.

– Ну, о чём ты толкуешь, Мардохей, – говорил Анна. – Да даже когда он и повзрослеет, не бывать ему в сане священника. Ну и что с того, что мать его из колена левитов? Основа наших основ – родовитость определяется по отцу. Так?

– Так, – пискнул Мардохей.

– Ты же сам признал, что он – нечистый. Греческое отродье. Отпрыск этого…как его…

– …бен Леопарда…

– Посему в послушниках ему – самое место, а выше – ни-ни!

И в этой части разговора Иса совершил святотатство! Он перешагнул через религиозные устои. Он ворвался в Святая святых!…

Но это было чисто внешнее кощунство и оскорбление обрядов. Ведь юноша уже постиг то, что святые отцы – вовсе и не святые отцы, а римские прихлебатели. И ради собственной выгоды они уже давным-давно переступили через самое главное – через веру в идеалы Всевышнего, через верность ближним своим! Да наплевали они на истинные предписания, начертанные Богом в скрижалях! Да переиначили они Святое Писание, толкуя его, как им угодно…

– А царь Давид чистый?! – заорал Иса, врываясь в Святая святых. – Ага! Как же! Да у него мать была моавитянка48! А первосвященник Анна чистый? Ага! Как же! Да он из молитвы выбросил то, что предначертал Всевышний – свободу Древней Реи! Или скажешь, что это ложь, Анна?!

– Эт-то что…за исчадие ада? – воспользовавшись паузой, которую ему предоставил юноша, ошеломлённо проронил иерарх. – Как посмел ты в Святая святых взойти? Ты почто свято место оскверняешь?

– Это святое место? – захохотал юноша, обводя вокруг себя руками. – Да вы с Мардохеем его загадили и испоганили убийством священника Захарии! Ну, или тем, что переступили через его кровь! Знаете вы кто? Вы веропродавцы!

И ведь не возразили ему вероотступники. И отвели бесстыжие глаза в стороны. И разверзли в бессильном молчании поганые пасти. И молчание их было красноречивее всяких слов.

Тогда сам же Иса и прервал немую сцену, окончательно пригвоздив изменников: «С отступниками я не якшался и якшаться не буду! Со свиньями в луже барахтаться – сам свиньёй станешь! Не место мне в лоне вашей церкви…Тьфу на вас!»

Бедному собраться – только подпоясаться. Мямля и рохля Мардохей не успел даже рта закрыть (в котором роились церковные мухи), а Иса, забрав из дома тётки Анны свой нехитрый скарб и скромные сбережения, уже шагал короткой дорогой в сторону Арета. Ещё одна страница в его жизни была перевёрнута.

Глава четвёртая

1

Прямой дорогой (минуя Салем) повзрослевший Иса добрался до Арета за полтора дня. В городок он входил в сумерках. Несмотря на то, что на улице стемнело, дверь в их пещеру, вопреки обычным правилам, была неплотно прикрытой, и через щель свет от лучины проливался на пространство перед входом. Однако юноша за время разлуки так соскучился по родным, что не обратил внимания на это обстоятельство.

Войдя внутрь, он увидел маму, которая что-то шила, сидя босая прямо на полу. При этом её юбка была надорвана. В пещере она была одна. И это были те нехорошие, скорбные знаки, которые Иса уже не мог игнорировать…

Услышав скрип двери, Ма приподняла голову. Увидев сына, она отбросила шитьё, вскочила и бросилась с плачем к нему.

– Что?! Что случилось?! – похолодев от страшного предчувствия, вскрикнул юноша, обнимая маму.

– Ос!…Ос!…, – прерывая рыдания, отвечала та. – Он…Он…оставил нас…Он умер!

– Ос…умер…, – не желая верить в плохую весть, прошептал Иса, обводя взглядом опустевшее жилище.

Ему стало нехорошо, и он поневоле опустился на землю, тем самым непроизвольно следуя траурной традиции, хотя даже не думал об этом. Он приклонил голову к маме и беззвучно пролил слезу, пряча лицо в её груди.

– Когда он умер? – спустя некоторое время, спросил Иса, словно срок смерти Оса мог что-то изменить. – Что случилось? Отчего он умер? Ведь он был такой…крепкий?