Саалама, руси

Он поднял глаза, посверлил растерявшегося парня взглядом, но тот так и не нашелся, что ответить. Заведующий будто этого и ожидал, скупо бросив:

— Вот именно, — и безапелляционно заключил: — Вам не работать хочется, а с начальством за одним столом сидеть.

Он не дал шанса оправдаться или хотя бы осознать сказанное. Будто решение принял задолго до того, как вызвал к себе интерна. А сейчас просто, сворачивая разговор, водрузил на нос очки и вернулся к прерванным делам:

— Поскучайте пока в гнойном. Заодно подумайте, стоит ли вам сюда возвращаться.

И попросил не занимать больше его время.

Парень вышел — дверь гулко ухнула за спиной — и замер посреди коридора. Жизнь отделения привычно кипела, бурлила, но уже не имела к нему отношения.

02 ноября 2015 года. Понедельник. Москва. Восемнадцатая городская больница. 08:10.

Гадетский решительно и упрямо сверлил взглядом затылок Майорова. Тот вертел в руках его выписку, крутя ее так и эдак, будто не доверяя поставленной там печати.

— Чего академ-то не берешь? — Валерий Арсеньевич наконец отложил больничный и хмуро уткнулся в компьютер, не глядя на стоящего рядом интерна.

— Не хочу год терять, — безапелляционно отрезал парень.

Он попросил закрыть ему больничный раньше, долго спорил с районным врачом. Твердо решил выйти на работу. И в решении этом был непреклонен.

Хирург хмыкнул и недоверчиво покачал головой:

— Дело, конечно, хозяйское, — и снова глянул на выписку, — но гляди, никто тут за тобой сопли собирать не будет. Как хочешь, так и справляйся.

Парень пожал плечами:

— Кто не успевает днем, будет работать ночью.

Майоров недопонял, недоуменно поднял на интерна глаза и неожиданно расхохотался в пышные усы:

— Ладно, валяй. Возьму я вас двоих. Только учти, она у меня, — мужчина кивнул на сидящую напротив Яну, сосредоточенно заполняющую карты, — ассистирует вовсю. Придется подтягиваться. Да, кстати, — хирург, явно обращаясь к девушке, поднял со стола историю, — там старушку привезли, надо опросить.

— Я сделаю, — Андрей на мгновение замер с протянутой рукой. Майоров оценивающе на него глянул, задумался. А потом одобрительно кивнул, отдавая историю.

Чтобы наверстать упущенное, работать предстояло упорно.

40

Москва. Улица в окрестностях восемнадцатой городской больницы. 23:10.

На улице было холодно, и ждать пришлось долго. Гадетский сжал замерзшие руки в кулаки и засунул их в карманы. Подъезд жил своей жизнью: заходили-выходили старушки, выбегали дети, подростки. Пару раз показывались знакомые лица из квартиры-притона, но он не подходил.

Ноги слегка болели от усталости. Первый рабочий день прошел так, как он и ожидал: тяжело, изматывающее, обескураживающе. Янка два раза ходила ассистировать, Андрей отвез трех старушек на УЗИ, сделал с десяток перевязок, заполнил кучу бланков.

Только ближе к одиннадцати из обшарпанной двери подъезда показалась нервная сутулая фигура, и Андрей поднялся.

Нагнать мальчишку было несложно. Тот, собственно, никуда не спешил. Приплясывая от холода, он так и вился у подъезда. При виде парня испуганно присел на тощих ногах и сжался в комок, заполошно оглядываясь по сторонам.

Он даже не дождался, обратятся к нему или нет, сам, раболепно лепеча и отступая шаг за шагом, начал преданно и боязливо заглядывать в глаза:

— Это… чувак. Я нечаянно, — мальчишка пискляво захныкал, перекручивая перед глазами синюшные, покрытые пятнами пальцы. — Я не хотел, чувак, — он ненатурально захныкал. — Ну, ты пойми, я же под дурью был, — парень молчал, и мальчишка заискивающе ударился в слезы: — Ну, прости, а, чувак.

Павлик плохо выглядел: пятна на лице стали крупными и темными, резко выделились вены на шее, под носом и глазами залегли неприятные круги. Скорее всего, он сидел на крокодиле, и сделать было уже ничего нельзя. Промелькнула даже мысль: «А имело ли смысл приходить?». Но Андрей решил: имело. Он должен знать, что сделал все.

Гадетский достал из кармана сложенный вчетверо листок в клетку.

— Вот, — подождал, пока мальчишка протянет руку и боязливо возьмет записку, — там адрес и телефон, — молодой врач поежился от холода и сунул руки глубже в карманы. — Захочешь вылезти — сам придешь. Или позвонишь. Тебя возьмут.

Мальчишка посмотрел на него разочарованно. Видно было, что ожидал денег или дозу. Потом что-то жалостливое захныкал, но Андрей уже равнодушно пожал плечами:

— А не захочешь, — он на секунду замолчал и решительно отрезал, — туда тебе и дорога.

Парень развернулся и быстро пошел к метро, зябко кутаясь в куртку.

04 ноября 2015 года. Среда. Москва. Восемнадцатая городская больница. 12:30.

Шахназарову забирала дочь. Она радостно суетилась, щебетала, собирала нескончаемые пакеты — то совала один в другой, то передумывала, вешала их на руки по пять штук, потом снова клала на кровать. Ливанская молча наблюдала от дверей, держа в руках заранее подготовленную выписку.