Сачлы (Книга 2)

Годжи-киши недолюбливал Мюршюда-оглу, считал его ловкачом. "Этот Мюршюд-оглу из тех, кто птицу на лету может поймать!" - говорил он о нем.

Демиров, чувствуя, что старики могут вот-вот поссориться, спрыгнул с коня, подошел к ним.

Годжа-киши сказал сердито, обращаясь к Гуламали:

- Эй, возьми лошадь гостя!

Гуламали, отойдя от волов, приблизился, хотел взять поводья из рук секретаря. Но тот не дал:

- Спасибо, отец, не беспокойся. Гуламали улыбнулся, пошутил:

- Может, боишься, что я угоню твоего скакуна?

- Нет, не боюсь, - в тон, шутливо же, ответил Демиров. Просто я считаю, что нагайка и поводья всегда должны находиться в руке джигита.

Старому Годже-киши понравились эти слова, он закивал головой:

- Мудро сказано! В одной руке джигит держит поводья коня, в другой поводья жены. Недаром в народе говорят: "Женщина без мужа - что конь без узды..."

Мюршюд-оглу бросил недовольный взгляд на старика, сказал тихо:

- Не время сейчас говорить прибаутками, дорогой мой. Соображать надо, кто в гости приехал...

- Как могу - так и говорю, Мюршюд-оглу. Честное слово, другим языком я не владею.

- Послушай, но ведь это не наш бедный председатель, который привык слышать от тебя всякий вздор. - Мюршюд-оглу еще больше понизил голос: - Это руководитель, глава нашего района. Или ты умрешь, если откажешься от своих прибауток?

Годжа-киши вскинул вверх лохматые брови, наморщил лоб:

- Не бойся, Мюршюд-оглу, тебе я не помешаю. Давай лучше закурим, дай-ка табачку!

Мюршюд-оглу достал из кармана горсть самосада, протянул Годже-киши.

Демиров начал расспрашивать Годжу-киши о его ремесле, традиционном в Дашкесанлы. Старик охотно рассказал секретарю историю их деревни и их древнего ремесла - вытачивать жернова, ремесла, доставшегося ему и еще нескольким немногим в их краю от дедов и прадедов. Затем разговор перекинулся на птиц и животных, обитающих в горах.

- Прежде, - рассказывал Годжа-киши, - здесь водились тигры и барсы. Но людей стало больше, леса поредели из-за вырубки - и зверь ушел. Раньше у нас здесь было много огромных куропаток - каждая с индюшку, теперь тоже редко встречаются, ушли жить в горы Зангезура.

- А сколько тебе лет, дедушка? - спросил Демиров. - Какого ты года рождения?

- Сколько лет-то? - Загадочная, лукавая улыбка мелькнула на губах старика. - Не знаю, не считал, сынок, много, наверное. Может - восемьдесят, может девяносто, а может - и все сто. Давно я живу.

- А чем еще занимался, дедушка? - полюбопытствовал Демиров.

- Работал для себя.

- То есть как это понимать?

- Как понимать? А вот как: это значит, я был в своем доме одновременно и слугой и господином. Мне ни разу в жизни не пришлось идти к чужим воротам просить о помощи. Я не нанимался в батраки, не жал на чужом поле, не пас чужую скотину. Я не протягивал руки за подаянием, но всегда протягивал другим руку помощи. Более пятидесяти лет я обтесываю камни, делаю жернова. Кроме того, я всю свою жизнь сажал хлеб, держал пчел, ел их мед. Почти круглый год, за исключением холодных дней в середине зимы, я сплю на веранде, на своей дубовой тахте. Случается, ночью на усах моих нарастают сосульки. И все-таки я не натягиваю одеяло на голову. Врагов у меня было немало, но я никогда не прятался от них за спины других, не переносил своего дома с окраины в центр деревни, где безопаснее, как некоторые!..

Сказав это, старик метнул насмешливый взгляд на Мюршюда-оглу. Тот обиженно поджал губы:

- Это в чей огород ты бросил камень?

- В тот огород бросил, куда следовало бросить. Я смолоду стреляю без промаха. Все это знают, и ты тоже, Мюршюд-оглу.

- Не перебивай его, пожалуйста, Мюршюд-оглу, - попросил Демиров. - Пусть старик говорит. Годжа-киши усмехнулся:

- Я-то старик. Однако и Мюршюд-оглу не меньше старик, чем я. Это даровые сливки молодят его, придают румянец его щечкам. Он большой любитель каймака.

- Честное слово, товарищ райком, - вставил Мюршюд-оглу. - Если старик не затеет спора, он заболеет. Такой у него характер.

- Споров боятся только те, кто может проспорить, - парировал Годжа-киши. А заболеть у нас здесь трудно - воздух целебный.

Демиров сделал попытку отвлечь своих спутников от взаимных препирательств.

- Так ты никогда не болел, дедушка? - спросил он.

- Случается, болею насморком. Но я умею лечиться от него: жена варит настой из кислого алычового повидла, выпью - пропотею, и наутро я здоров.

- Значит, врачей вы здесь не знаете?

- Знаю одного. Несколько дней назад к нам приехал доктор, такой же седой, как я. Познакомились.

Демиров, поняв, что старик говорит про Везирзаде, оживился:

- Ну и как, нашли общий язык?