– Я начинаю понимать, до какой степени, – сказал Десмонд тихим голосом и сел рядом со мной, обхватив колени руками. – На семинарах по Фрейду и Юнгу с нами занимается одна девушка – у нее на плече татуировка в виде бабочки. Безобразная и сделана неумело. Знаешь, такая сказочная фея с лицом, как у расплавленной куклы. Она пришла в открытом платье, и я увидел рисунок. И до конца занятий не мог думать ни о чем, кроме ваших крыльев. Как они прекрасны… Да, они ужасны, но в то же время и прекрасны.
– Мы воспринимаем их примерно так же, – ответила я ровным голосом. Но мне было интересно, к чему он клонит.
– Не уверен, что вы воспринимаете так
Ого.
Точно сын своего отца.
Но, в отличие от своего отца, стыдился этого.
– На другом семинаре мы говорили о коллекционерах, и я вспомнил, как отец рассказывал о бабочках
– Может, и не способен, – я пожала плечами, и он снова покосился на меня. – С этим трудно жить, но это не значит, что однажды ты сам пойдешь на такое.
– И все же мне придется с этим жить.
– Умение отличить хорошее от плохого не облегчает выбор.
– Почему ты не возненавидишь меня?
Я раздумывала над этим последние пару недель, но ответа так и не нашла.
– Может, ты оказался в ловушке, как и мы, – проговорила я медленно.
И все-таки я в определенном смысле
Некоторое время Десмонд обдумывал мои слова. Вспыхнула молния, и я попыталась прочесть по его лицу, что он чувствовал. Он был наблюдателен, как отец, но по уровню самосознания значительно превосходил его. Садовник жил иллюзиями. Десмонд наконец-то столкнулся лицом к лицу с суровой реальностью – или по крайней мере с частью ее. Он не знал, что со всем этим делать, но и не пытался закрыть на это глаза.
– Почему ты не попытаешься сбежать?
– Потому что другие делали это до меня.
– Сбегали?
– Пытались.
Десмонд вздрогнул.
Отсюда во внешний мир ведет только одна дверь, и она всегда заперта. Чтобы войти или выйти, необходимо ввести код. Когда приходят рабочие, комнаты наглухо закрываются, и можно сколько угодно кричать и колотить в стены – никто не услышит. Можно остаться снаружи, когда стены опустятся. Лет десять тому назад одна девушка попыталась, и ничего не вышло. Она просто исчезла – и появилась снова, но уже под стеклом. Однако Десмонд еще не видел этих Бабочек. И казалось, забыл, о чем рассказывал его отец на кухне.
– Не знаю, то ли твой отец нанимает совершенно безразличных людей, то ли ему удалось замять это дело. Так или иначе, никто не пришел на помощь. Мы просто боимся.
– Свободы?
– Последствий, если нам не удастся ее обрести, – я посмотрела в ночную тьму за стеклянной крышей. – Будем откровенны, при необходимости он может убить нас в два счета. И если кто-то из нас попытается и у нее ничего не получится, откуда нам знать, что он не накажет всех?
Или, по крайней мере, ту, которая попыталась, и меня, поскольку Садовник думал, что они все мне рассказывают. Чтобы я, и не знала о таком замысле?
– Мне жаль.
Надо же сморозить такую глупость.
Я покачала головой.
– Мне жаль, что ты здесь появился.
Десмонд опять на меня покосился. Казалось, мои слова задели его и в то же время позабавили.
– Безнадежно жаль? – спросил он через минуту.
Я изучала его лицо в лунном свете. Он дважды помог мне справиться с приступом, хотя знал только об одном. Он был раним и этим отличался от отца и брата. Ему хотелось сделать что-нибудь хорошее, только он не знал что.
– Нет, – ответила я. – Не безнадежно.
Нет, если б я придумала, как обратить это в нашу пользу.
– Ты очень непростая.
– А ты все усложняешь.
Десмонд рассмеялся и протянул мне руку ладонью вверх. Я накрыла ее своей ладонью, и мы сплели пальцы. Я придвинулась к нему и положила голову ему на плечо. Мы сидели в тишине, и нас это не угнетало. Он чем-то напомнил мне Тофера, хотя с ним было сложнее. На какое-то время мне захотелось представить, что он не был сыном своего отца, что он был моим другом.
Так я и уснула. А утром, когда в глаза ударил солнечный свет, я медленно села и поняла, что мы проспали вместе всю ночь. Одна его рука покоилась у меня на бедре, вторую он подложил мне под голову. Новая девушка проснулась бы еще не скоро, но у Десмонда были занятия, а потом прослушивание, которое он прошел бы, не прилагая никаких усилий.
Я протянула руку и осторожно убрала прядь черных волос с его лба. Десмонд заворочался и машинально повторил движение. Я невольно улыбнулась.
– Просыпайся.
– Нет, – пробормотал Десмонд и взял мою руку, заслоняя глаза.
– У тебя занятия.
– Не пойду.
– Тебе сегодня играть.
– Сыграю.