Сад богов

– Я иду наверх смазать синяки экстрактом гамамелиса, – сказала мать, направляясь к выходу. – И, когда я спущусь, этого человека не должно быть в моем доме.

К ее возвращению Ларри и Лесли успели подружиться с турком, и, к досаде матери, он и его три жены просидели у нас еще несколько часов, поглощая в огромных количествах сладкий чай и бисквиты, но в конце концов удалось усадить их в экипаж и отправить обратно в город.

– Слава богу, все это закончилось. – Мать, прихрамывая, заковыляла в столовую, чтобы накрыть ужин. – Хорошо уже то, что они у нас не поселились. Марго, в самом деле, ты должна понимать, кого приглашаешь.

– Мне надоело, как ты критикуешь моих друзей, – огрызнулась та. – Самый обычный безобидный турок.

– Из него получился бы очаровательный зять, ты не находишь? – сказал Ларри. – Марго назвала бы будущего сына Али-Баба, а дочь Сезам.

– Дорогой, не надо так шутить, – попросила мать.

– Я не шучу. Старик мне сказал, что его жены уже не первой молодости и он бы с удовольствием взял Марго в качестве четвертой.

– Ларри! Это неправда! Какой все-таки мерзавец. Его счастье, что он не обратился с этим ко мне. Уж я бы сказала ему пару ласковых. А ты что ему ответил?

– Я ему сказал, какое мы даем за Марго приданое, и, кажется, это его сильно расхолодило.

– Приданое? Ты о чем? – озадаченно спросила мать.

– Одиннадцать щенков-молокососов.

2. Призраки и пауки

Берегись злого духа.

У. Шекспир. Король Лир. Акт III, сц. 4

(перевод Б. Пастернака)

На протяжении всего года четверг, по моему мнению, был главным днем недели, поскольку именно тогда нас посещал Теодор. Иногда мы семьей уезжали на весь день на пикник в южной части острова или на далекий пляж, но обычно мы с Тео вдвоем отправлялись на прогулки, как он предпочитал их называть. Обвешанные снаряжением в виде сумок, сачков, бутылочек и пробирок, мы в сопровождении собак обследовали остров, одержимые таким же духом приключений, как путешественники эпохи королевы Виктории, забиравшиеся в африканскую глухомань.

Но немногие из викторианских путешественников могли похвастаться таким преимуществом, как Теодор в качестве компаньона: подручная энциклопедия, лучше не придумаешь. Для меня он был всезнающим божеством, только приятнее, ведь его можно потрогать. Не меньше, чем эрудиция Тео, всех поражала его скромность. Я вспоминаю, как мы все сидели на веранде среди остатков щедрого материнского чаепития, слушали утомленных цикад, воспевающих наступление вечера, и забрасывали Теодора вопросами. На нем был безукоризненный твидовый костюм, светлые волосы и бородка тщательно ухожены, и стоило кому-то затронуть новую тему, как в глазах Теодора вспыхивал живой интерес.

– Теодор, – обращался к нему Ларри, – в монастыре Палеокастрицы есть икона, написанная, как говорят, Панайотисом Доксарасом. Вы в это верите?

– Боюсь, что я не слишком сведущ в этом вопросе, – осторожно начинал Теодор. – Но я склонен предположить, что ее автор скорее Цадзанис… э-э… который написал эту прелюбопытную вещицу в монастыре Платитера… ну, вы знаете, у дороги, что ведет из столицы на север. Разумеется, он…

После чего следовала развернутая, но довольно сжатая, всего на полчаса, лекция по истории иконописи на Ионийских островах начиная с 1242 года, а в конце говорилось: «Но если вас интересует мнение эксперта, есть доктор Парамифиотис, который предоставит вам гораздо больше сведений, чем я».

Неудивительно, что он был для нас оракулом. Слова «Тео сказал» ставили печать подлинности на сведениях, от кого бы те ни исходили; это был оселок для получения материнского согласия, о чем бы ни шла речь – о предпочтительности фруктовой диеты или о безопасности содержания скорпионов в моей спальне. Теодора хватало на всех. С матерью он мог обсуждать растения, в особенности пряные травы, и рецептуры, а еще он подкидывал ей детективные романы из своей богатой библиотеки. С Марго он говорил о диетах, физических упражнениях и различных чудодейственных мазях от прыщиков и угрей. Он легко подхватывал любую тему, рождающуюся в живом, как ртуть, мозгу Ларри – от Фрейда до веры крестьян в вампиров. А Лесли он просвещал в отношении истории огнестрельного оружия в Греции или зимних повадок зайца. Если же говорить обо мне с моим невежественным, но пытливым умом, то для меня Теодор был неиссякаемым источником знаний, о каком бы предмете ни шла речь, и я с жадностью припадал к этому источнику.