Читаем Сад богов полностью

– Речь не только о совах, – продолжал Ларри. – Если так будет продолжаться, мы все скоро уподобимся Афине. У тебя нет над ним никакого контроля. Вспомни случай с черепахой на прошлой неделе.

– Дорогой, это было недоразумение. Он не имел в виду ничего плохого.

– Недоразумение?! Он вывалил на веранду все ее кишки. В моей комнате потом воняло, как на корабле капитана Ахава. У меня ушла неделя и примерно пятьсот галлонов одеколона на то, чтобы можно было снова войти к себе и при этом не упасть в обморок.

– Нас тоже доставал этот запах, – возмутилась Марго. – Можно подумать, ты один его почувствовал.

– Да! – подхватил Лесли. – В моей комнате воняло еще хуже, мне даже пришлось спать на задней веранде. Я не понимаю, почему ты всегда себя считаешь главным страдальцем.

– Вовсе нет, – осадил его Ларри. – Просто меня не интересуют страдания низших существ.

– Твоя проблема в том, что ты эгоист, – вернулась Марго к первоначальному диагнозу.

– Можете меня не слушать, – огрызнулся Ларри. – Посмотрим, как вы взвоете, когда эти совы обрыгают вам всю кровать. Лично я уеду в отель.

– По-моему, хватит уже о совах, – заявила мать. – Кто хочет чай?

Как выяснилось, чай хотели все.

– Я делаю булочки, – продолжила мать, и над столом пронесся вздох умиротворения, так как ее булочки с домашним клубничным джемом, маслом и заварным кремом были нашим любимым деликатесом. – На чай к нам придет госпожа Вадрудакис, поэтому ведите себя прилично.

– Что за госпожа Вадрудакис? – простонал Ларри. – Небось какая-нибудь старая зануда.

– Так, не начинай, – произнесла мать суровым тоном. – Это весьма приятная дама. Она написала мне очень милое письмо с просьбой о помощи.

– А именно? – спросил Ларри.

– Ее очень огорчает то, как крестьяне обращаются с домашними животными. Вы сами видите, какие тощие у них собаки и кошки, а бедные ослики все израненные. Короче, она хочет создать организацию, которая будет защищать их от насилия, что-то вроде «Королевского общества по защите животных». И она рассчитывает на нашу помощь.

– От меня она ничего не получит, – твердо сказал Ларри. – Я не собираюсь защищать животных от насилия. Я за насилие.

– Ларри, как ты можешь! – возмутилась мать. – Скажи, что на самом деле ты так не думаешь.

– Конечно думаю. Если бы эта госпожа Вадрудакис пожила недельку в этом доме, она бы сказала то же самое. Она бы душила сов собственноручно, чтобы только выжить.

– Одним словом, ведите себя вежливо, – решительно заявила мать, а затем обратилась персонально к Ларри: – И никаких разговоров о совах. А то она решит, что мы чудны́е.

– Так мы и есть чудны́е, – с чувством подытожил Ларри.

После обеда выяснилось, что Ларри, как это уже нередко бывало, потерял двух потенциальных союзников в своей антисовиной кампании. А именно Марго и Лесли. Увидев маленьких филинов, Марго пришла в полный восторг. Она как раз освоила искусство вязания и великодушно предложила свои услуги. Я подумал, что было бы здорово одеть всех птенцов в одинаковые полосатые пуловеры, но потом решил, что это будет непрактично, и с сожалением отказался от ее любезного предложения.

Инициатива Лесли показалась мне куда практичнее. Он пообещал мне пострелять воробьев. Я спросил, готов ли он это делать ежедневно.

– Ежедневно не получится, – сказал он. – Я могу уехать в город, или возникнут еще какие-то дела. Но, когда смогу, постреляю.

Я предложил настреливать сразу побольше, чтобы хватало на неделю. Эта идея ему понравилась.

– Посчитай, сколько тебе нужно на неделю, а дальше дело мое.

Я произвел трудные подсчеты, ибо математика никогда не была моим коньком, уточнил, сколько мне нужно воробьев (в дополнение к домашним запасам мяса), и с этими выкладками пришел к Лесли, который как раз чистил свое последнее приобретение – великолепный старинный дульнозарядный мушкет турецкой работы.

– Так… о’кей, – сказал он, поглядев мои цифры. – Сделаем. Пожалуй, лучше подойдет духовое ружье. Если я возьму дробовик, Ларри из-за шума устроит нам дикий скандал.

Итак, вооружившись духовушкой и большим бумажным пакетом, мы отправились на задворки. Лесли зарядил ружье, прислонился к стволу оливы и открыл пальбу. Это было все равно что стрелять по мишеням. В тот год случилось настоящее нашествие воробьев, и вся крыша дома была ими усеяна. Лесли щелкал их как орехи, и они скатывались на землю, где я их подбирал и складывал в пакет.

После первых выстрелов воробьи всполошились и перебрались повыше, на самый конек крыши. Лесли доставал их и там, но теперь они скатывались по дальнему склону крыши и падали на заднюю веранду.

– Подожди, пока я еще настреляю, а потом сразу всех подберешь, – сказал Лесли, и я добросовестно ждал.

Какое-то время он продолжал отстрел, почти не промахиваясь, так что тихое паф совпадало с исчезновением очередной птички.

– Черт, – вдруг сказал он. – Я сбился со счета. Сколько уже?

Я сказал, что тоже перестал считать.

– Тогда ты собери тех, что упали на веранду, и жди меня там, а я подобью еще шесть штук. Думаю, этого хватит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Трилогия о Корфу

Моя семья и другие звери
Моя семья и другие звери

«Моя семья и другие звери» – это «книга, завораживающая в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самая восхитительная идиллия, какую только можно вообразить» (The New Yorker). С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоуренса Даррелла – будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу. И сам этот роман, и его продолжения разошлись по миру многомиллионными тиражами, стали настольными книгами уже у нескольких поколений читателей, а в Англии даже вошли в школьную программу. «Трилогия о Корфу» трижды переносилась на телеэкран, причем последний раз – в 2016 году, когда британская компания ITV выпустила первый сезон сериала «Дарреллы», одним из постановщиков которого выступил Эдвард Холл («Аббатство Даунтон», «Мисс Марпл Агаты Кристи»).Роман публикуется в новом (и впервые – в полном) переводе, выполненном Сергеем Таском, чьи переводы Тома Вулфа и Джона Ле Карре, Стивена Кинга и Пола Остера, Иэна Макьюэна, Ричарда Йейтса и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда уже стали классическими.

Джеральд Даррелл

Публицистика

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века