Сад богов

Я пошел со своим бумажным пакетом на веранду и с ужасом увидел, что уже пришла госпожа Вадрудакис, о которой мы совершенно забыли. Они с матерью напряженно сидели, стиснув чашки с чаем, а вокруг валялись птичьи трупики.

– Мы все здесь большие любители животных, – говорила мать гостье в надежде, что та не заметила всей этой кровавой бучи.

– Я про это слышала, – благосклонно улыбнулась гостья. – Слышала, что ваша семья относится к животным так же, как я.

– О да, – сказала мать. – У нас дома целый зоосад. Животный мир – это наша, можно сказать, общая страсть.

Она наигранно улыбнулась, и тут мертвый воробей упал в вазочку с клубничным вареньем.

Скрыть это было невозможно, как и сделать вид, что ничего не произошло. Мать смотрела на труп, словно загипнотизированная. Наконец она облизнула губы и изобразила улыбку, а в лице госпожи Вадрудакис, застывшей с чашкой в руке, читался ужас.

– Воробей, – слабым голосом уточнила мать. – В этом году у них… э-э… какой-то мор.

Тут появился Лесли с воздушным ружьем.

– Ну что, я достаточно настрелял? – спросил он.

Следующие минут десять прошли на сплошных эмоциях. Госпожа Вадрудакис повторяла, что еще никогда не испытывала такого потрясения и что мы дьяволы в человеческом обличье. Мать отбивалась – мол, Лесли это не со зла, да и в любом случае воробьи не успели ничего почувствовать. Сам Лесли громко и воинственно повторял, что нечего делать из мухи слона: филины едят воробьев, и не пожелает же гостья, чтобы птенцы умерли с голоду. Но госпожу Вадрудакис это не урезонило. Она завернулась в накидку, само олицетворение трагедии и праведного гнева, с содроганием переступила через груду трупиков, села в поджидавший ее экипаж и через мгновение скрылась в оливковой роще.

– Дети, ну почему всякий раз так?.. – сказала мать, дрожащей рукой наливая себе чай, пока я подбирал с пола воробьев. – С твоей стороны, Лесли, это было очень… беспечно.

– Откуда мне было знать, что эта старая дура здесь? – сразу полез он в бутылку. – Я что, должен видеть сквозь стены?

– Дорогой, надо быть осторожнее. Теперь она о нас подумает бог знает что.

– Она думает, что мы варвары. – Лесли рассмеялся. – Собственно, об этом она и сказала. Невелика потеря. Старая дура.

– У меня голова разболелась. Джерри, скажи Лугареции, чтобы заварила еще чаю.

После двух чайников заварки и нескольких таблеток аспирина ее самочувствие улучшилось. Сидя на веранде, я читал ей лекцию о филинах, а она слушала вполуха и время от времени вставляла: «Как интересно». И вдруг из дома донесся рев негодования.

– О боже, это уже выше моих сил, – простонала она. – Что случилось?

На веранде появился Ларри.

– Мать! Пора этому положить конец! – закричал он. – Все, с меня довольно.

– Дорогой, только не кричи. Что там еще?

– Это похоже на жизнь в музее естествознания!

– Ты о чем, дорогой?

– Об этом доме! Невыносимо. Я не собираюсь с этим мириться! – разорялся Ларри.

– Но что случилось, дорогой? – повторила мать, вконец озадаченная.

– Я открываю ледник, чтобы достать бутылку, и что я вижу?

– И что же ты видишь? – заинтересовалась мать.

– Воробьев! – проорал Ларри. – Огромные мешки с разлагающимися мерзкими тварями!

Это был явно не мой день.

5. Факиры и фиесты

Князь тьмы и сам вельможа.

У. Шекспир. Король Лир. Акт II, сц. 1

(перевод Т. Щепкиной-Куперник)

Поздней весной моя коллекция обычно разрасталась до таких размеров, что даже нашу мать порой охватывала тревога. Именно в это время возвращаются с зимовки птицы и откладывают яйца, а птенцов всегда легче раздобыть, чем взрослых особей. А еще об эту пору любит пострелять местная знать, хотя до охотничьего сезона еще далеко. Им все идет на пользу, этим городским промысловикам, и если крестьяне ограничиваются обычной дичью вроде черного дрозда, то эти отстреливают всех пернатых без разбора. Вот они, торжествующие, возвращаются с охоты, увешанные ружьями и патронташами, с сумками, где липкими кровавыми комками перьев лежат вперемешку кто угодно – от малиновки до горихвостки и от поползня до соловья. Так что по весне мою комнату и часть веранды, специально отведенную под эти цели, заполняли многочисленные клетки и коробки с горланящими птенцами и птицами, которых мне удалось спасти от охотников и которым приходилось накладывать шины на перебитые крылья и лапы.

Единственным плюсом в этой бойне было то, что я получил неплохое представление о распространении пернатых на острове. Остановить смертоубийство я не мог, но, по крайней мере, делал что-то полезное. Выследив отважных знатных Нимродов, я просил их показать мне содержимое своих ягдташей, а затем составлял списки мертвых птиц и выпрашивал раненых, чьи жизни можно было спасти. Вот так в мою коллекцию попала Гайавата[19].