Сад Толстого [сборник]

Когда стемнело, Лев Николаевич пригласил нас, несколько человек, и детей артельщика Румянцева к своему любимому сыну Ванечке на ёлку. Стояла она, разукрашенная и увешанная конфетами, хлопушками и фруктами, наверху, в гостиной. Помню, мы пели песни, Лев Николаевич с Софьей Андреевной подпевали нам. Саша плясал «русскую», Ванечка вместе со всеми хлопал в ладоши. Потом Лев Николаевич затеял какие-то игры. Было весело, шумно. После игр всех нас в бумажных колпаках усадили за стол, поили чаем, угощали пирожными…

Небезынтересно знать, как относилось ко Льву Николаевичу население Хамовнического переулка, всего Зубова и Смоленского рынка, так называемые простые люди: служащие, торговцы, ремесленники, рабочие.

Я не видал ни одного прохожего или торговца, который, завидев Льва Николаевича, не снял бы картуза и не поклонился ему. Мне бросалось в глаза, что даже толстые торговки чёрствыми булками и селёдками на Смоленском рынке и те, с трудом поднимаясь со своих скамеек, низко кланялись ему. А ведь большинство торговцев и ремесленников были люди малограмотные и, конечно, книг Толстого не читали.

Кондуктора конки, работая годами на одной и той же линии, знали почти всех пассажиров, изо дня в день ездивших на конке. Ну, а такого известного и заметного человека, как Толстой, мудрено было не знать.

Иногда Толстой отправлялся в «город», как тогда называли центр Москвы, на конке. Дойдя до угла своего Хамовнического переулка, мимо которого по Царицынской проходила конка, он смотрел, катит ли в его сторону вагончик, и шёл к месту остановки. Но по дороге кондуктор, завидев его, звонил в звонок, останавливал вагон и, приветливо улыбаясь, ждал, пока Лев Николаевич сядет. Место ему с удовольствием уступал каждый. Также, в нарушение правил, когда Толстой возвращался домой, кондуктора останавливали вагон против его переулка. Лев Николаевич бывал очень сконфужен такой любезностью, благодарил кондуктора, говорил, что это его стесняет, но ему весь вагон отвечал:

— Нас-то много, а вы у нас один.

Толстой часто проезжал через Смоленский рынок, на Новинский бульвар, где была специальная дорожка для верховой езды. Не раз я встречал его там и бывал поражён, с какой быстротой он мчался мимо меня на своей низкорослой лошадке. Пригнувшись и придерживая шляпу, чтобы её не сдуло ветром и не сорвало ветвями лип, он летел во весь опор до самого Кудрина, а там, повернув лошадь, тем же аллюром мчался обратно.

— Ай да дедушка! — удивлялся наезднику какой-то прохожий. — Молодому так не проехать.

— Это не дедушка, а Толстой, — сказал я ему.

— Толстой? — не поверил мне прохожий, и он долго стоял и смотрел в сторону, куда скрылся Лев Николаевич.

Сергей Толстой Как я помню Льва Николаевича Толстого и чему он меня учил (воспоминания внука)

Посвящается Людмиле и Лене Позняковым

Когда умер мой дед Лев Николаевич Толстой, мне было тринадцать лет. Я и сейчас как будто вижу его перед собой: так ярко он мне запомнился.

Но особенно ярко припоминаются мне его беседы со мной. Беседовал он со всеми одинаково просто и серьёзно — говорил он и с ребятами так, как редко с ними говорят взрослые.

В течение долгого времени я просто вспоминал о том, что он говорил мне, — мне приятно было вспомнить о дедушке и лишний раз живо представить его себе. Но потом я вдруг подумал: ведь всё или почти всё, что он говорил мне, ведь это уроки мне на целую жизнь! Ведь всё то, что он мне говорил, он говорил «с умом», желая помочь моему воспитанию, сделать из меня настоящего человека! А если это годится мне — мальчику шести, семи, десяти, двенадцати лет, то, значит, это может пригодиться и другим ребятам, примерно тех же лет, а может быть, и постарше. Наверное, и для них это тоже будет полезно! И я решил написать воспоминания о своём деде Льве Николаевиче Толстом, не только рассказывая всё по порядку, а делая и некоторые выводы. Эти выводы и есть те уроки жизни, которые дал мне Лев Николаевич.

В первый раз в своей жизни я увидел Льва Николаевича вот как: я жил в то время у своего деда с материнской стороны Константина Александровича Рачинского в Петровском-Разумовском, где мой дед был директором Сельскохозяйственной Академии (ныне Академия им. Тимирязева). Мне было в это время 5 лет. Обстановка у моего деда К. А. Рачинского была довольно богатая: он занимал директорский особняк. В верхнем этаже была его квартира, в нижнем этаже помещалась кухня и жила прислуга.