Сад Вия

– Мне обещали. Мне правда обещали, – встрепенулась Ева. – Вий сказал, что хочет, чтобы я стала волшебницей. Настоящей. А еще сказал, что вы никогда не позволите этому случиться. А еще слуги, которых вы отправляете туда, могут показывать картинки с воспоминаниями. Мне показывали. И возможно, могут показать другим. Вы должны это знать.

Ева говорила все это, глядя на стоявшую перед ней фарфоровую тарелку. Тарелка была настолько белой, что смотреть на нее было больно.

– А еще они хотят вас пленить. И они видят все, что происходит в вашем мире, глазами живых существ.

Ева сбилась и подняла взгляд на Кощея. Он сидел все в той же позе, но теперь его глаза улыбались. Именно такого Кощея видела Ева каждый раз, путешествуя по ВД.

– Любопытно. Слуги о таком мне поведать не могут. Это все показал тебе нездешка из вашей академии?

Она не сразу поняла, что Кощей имеет в виду Глеба, а когда поняла, отодвинула тарелку и, упершись локтями в стол, закрыла лицо руками.

– Это не просто нездешка. Это… брат Матвея Семёновича и… отец Жени. Но я не знаю, как им об этом сказать. И нужно ли говорить, потому что его вообще ничего не интересует. Он… как неживой.

Ева замолчала, и в обеденном зале повисла тишина. Ей было ужасно стыдно оттого, что она жалуется, оттого, что она вроде как стала шпионом, и оттого, что до конца так и не понимает, кто из них на стороне добра. Очень хотелось домой к маме. Там все было просто и понятно.

Кощей не спешил комментировать сказанное ею, и Ева отняла руки от лица. На этот раз его губ коснулась легкая улыбка.

– В царстве Вия нет живых, Ева. Попав туда, ты становишься одним из них, даже если у тебя по-прежнему бьется сердце и ты способен дышать и ходить. Потому что жизнь – она не в этом.

– А в чем? – завороженно спросила Ева.

– Жизнь – это когда ты, как ребенок, с нетерпением и радостью ждешь завтрашнего дня. Он может принести боль и разочарование, но само ожидание, жадное желание шагнуть в новый день несмотря ни на что, – это и есть жизнь. Когда ты останавливаешься, ты замираешь. А все, что замерло, непременно умрет.

– А если ты боишься встречать новый день? Боишься боли или непонимания со стороны близких?

– Страх – это тоже смерть, Ева. Если ты боишься боли, ты никогда не будешь жить в полную силу. Но вполсилы разве это жизнь?

– Легко говорить о том, что не нужно бояться, когда ты сильный, когда у тебя власть, – заметила Ева.

– Сильным я стал не сразу. Да и за власть сперва приходится бороться. И не день, не два, а всю жизнь. Разница лишь в том, что тот, кем правит страх, никогда не будет обладать ни властью, ни силой.

За столом повисла тишина. Ева не то чтобы была не согласна с Кощеем, но все-таки считала, что не ему судить о страхах простых смертных. Он-то никогда не был в ее шкуре. Вряд ли его дразнили в школе жирным или насмехались из-за любви к волшебству. Ему хорошо говорить. Еве захотелось, чтобы он хоть чуть-чуть смог почувствовать то, что чувствовала она: страх. В эту их встречу она его боялась, и от этого было тошно. Как будто кто-то испортил ее любимую сказку. Напугать Кощея она, разумеется, не могла, а вот доставить неприятные минуты – запросто.

– Зачем вы наделили меня даром? – мстительно спросила она.

Ожидала, что Кощей рассердится, но тот улыбнулся.

– Чтобы ты сослужила мне службу, – ответил он, и Еве стало так обидно, как будто она вновь сидела за партой в своей старой школе и слушала насмешки Золотаревой.

Она-то, дурочка, решила, что какая-то особенная.

– И как? Сослужила? – с вызовом спросила Ева.

– Еще служишь, дитя. Но ты зря видишь в этом что-то обидное для себя, – снова улыбнулся Кощей. – Мне все служат, потому что выше меня в этом царстве никого нет.

– А вообще кто-то есть?

Ева все равно чувствовала себя уязвленной. Особенно оттого, что он так хорошо все о ней понимает.

– Мой отец Белобог, но он уже в чертогах, – медленно произнес Кощей. – Вий хочет быть выше, но ему не удастся.

– Почему не удастся?

– Потому что он мертв, как любое существо, посвятившее всю свою жизнь мести и желанию поработить того, до кого не можешь дотянуться. Ешь, дитя. Ты, должно быть, голодна.

На тарелке, которую Ева отодвигала от себя, появилась рассыпчатая каша, украшенная свежими ягодами.

Ева послушно взяла ложку, и в это время дверь за ее спиной скрипнула.

– Доброе утро, отец, – послышался голос Никиты.

– Доброе. Я позвал тебя присоединиться к нашей трапезе. Хочу, чтобы ты послушал рассказы о нашем царстве.

Никита обошел стол и сел по левую руку от отца. На Еву он не смотрел.

Его тарелка не наполнилась чудесным образом, подобно Евиной, и ему пришлось самому накладывать себе кашу из расписного глиняного горшочка. Когда он снял с горшочка крышку, Ева заметила в каше углубление. Получается, Кощей переместил кашу из горшочка в Евину тарелку.

– Закон сохранения волшебной материи, – тихонько пояснил Никита, и в его голосе послышалась улыбка.

– Это так странно! – воскликнула Ева.

– Почему? – Кощей, вопреки правилам этикета, поставил локти на стол и устроил подбородок на сцепленных пальцах.