Сад зеркал

Я развернул первое дело. Семейство Груша, состоящее из четырех человек. Отец Патрокл Груша, сорок лет, родился, учился, женился. Жена Каллиопа Груша, тридцать три года, цветовод, садовод, дизайнер интерьеров. Ничего примечательного. Двое детей: мальчик и еще один мальчик. Одному двенадцать, другому семь. Обычная ничем не примечательная семья. Причина переезда: резолюция инквизиции, параграф три-четыре, подпункты двенадцать – семнадцать. Мне были хорошо знакомы эти параграфы. Смысл резолюции сводился к тому, что пребывание альтера среди обычников представляет угрозу мирной жизни двенадцатой степени, альтера следует переселить в Большой Исток, а поскольку его семья тоже отличается генетическими отклонениями, она подлежит высылке. Ничего криминального. Интересно, а какое отклонение у этого Патрокла Груши. Любопытно, что инквизиторы называют это отклонением, а мы особым талантом.

Подбрось да выбрось. Любопытно. В досье значилось, что Патрокл Груша умел жонглировать сознанием. Что скрывалось за этой формулировкой, я пока не знал, но безусловно, на это стоит обратить внимание. Я отложил его личное дело в сторону и пометил карандашом на первой странице: «проконсультироваться у Кармы». Пару минут я рассматривал его фотографию. Ничем не примечательный мужчина. Невыразительное лицо, тусклые глаза, редкие волосы, рано наметившаяся лысина. Ну ничем на нашего Попугая не похож.

Следующее дело – Лайм Ромашка. А тут вообще не за что уцепиться. И чего инквизиторы к нему прицепились. Ну, безобиден же, как ромашка, недаром у него такое прозвище. Из талантов всего лишь контроль над цветами. Лайм может клумбу с цветами за какие-нибудь пятнадцать минут из семечек разбить, и всего делов. Никакого мошенничества. Тут нам ловить нечего.

Последний – Дима Король. Добровольное перемещение. Вот это интересно. Редко кто по собственной воле готов бросить все: дом, семью, привычные связи, работу, в конце концов, выдернуть корень и махнуть на новое место. К тому же такое необычное, как наш Большой Исток. Талантами Король совсем не блистал. Умеет девочкам мозги пудрить да железяки разные к себе притягивать, если пожелает. Вот вы спросите, а почему тогда Король? Я отвечу: для блеска, для прозвища красивого, чтобы запомниться, козырнуть перед непосвященными.

Я поставил на страничке с его биографией жирный знак вопроса и отложил документы в сторону. Посмотрел на часы, время близилось к полуночи. Ник не звонил, значит, ничего накопать не удалось. Тогда можно и ко сну. Будем надеяться, что день завтрашний расставит все точки над i.

* * *

Утро началось звонком Джека Брауна.

– Преподобный, примите извинения, что бужу так рано, но Ник сказал, что срочно и без всякой жалости. Так что уж не обессудьте.

– Что стряслось? – спросил я, посмотрев на часы.

Семь утра. Рановато для наших широт. Чтобы меня разбудить в такое время, у Красавчега должны быть веские основания.

– Мы нашли Зеленого. Но достать не можем. Пока. Он засел в заброшенном колодце на окраине города. Но не это главное. У нас новый труп. Ну, или почти труп.

Я не стал уточнять, что значит почти труп, спросил другое:

– Кто на этот раз?

– Костя Музыкант.

– Пришлите за мной машину, – потребовал я и отключился.

* * *

Костя Музыкант, безобидный паренек лет восемнадцати, умевший своим голосом играть за целый симфонический оркестр, сидел на уличной скамейке, безучастно уставившись на витрину магазина верхней одежды «Эгоист». В витрине, приняв вальяжную позу, застыл манекен в дорогом длиннополом пальто, костюме-тройке, лакированных туфлях и широкополой шляпе. Музыкант то ли был так очарован образом в витрине, то ли по каким другим соображениям, но застыл как камень. Ни один мускул не дрожал, даже веки не подрагивали.

– Сердце бьется, медленно и лениво, – сообщила Карма после детального исследования тела.

И это ленивое сердцебиение отличало Костю Музыканта от трупа.

– И почему ты считаешь, что это наш случай? – спросил я Красавчега после того, как закончил с осмотром места происшествия.

– Говорят, видели рядом с ним пижона одного. Смущал его речами, растлевал на ходу. Ничего тебе не напоминает? – спросил Красавчег.

– Кто видел?

– Мальчишка, в соседнем дворе живет. Сын Бориса Сапожника.

– Я хочу с ним побеседовать. Надо родителей Музыканта найти да опросить, какие необыкновенные события случились в жизни их сына за последнее время. Что- нибудь особенное, какое-нибудь удивительное стечение обстоятельств.

– Будет исполнено, преподобный, – Джек Браун отправился за свидетелем, а Красавчег подозвал к себе кентавров и отдал распоряжение по поводу родителей.

Сын Бориса Сапожника Андрей Шило вполне соответствовал прозвищу. Он не мог усидеть на месте. Такое ощущение, что ноги его жили отдельной жизнью и все время пытались увлечь хозяина в приключения.