Да-да, я про то вам и говорю! Брянцев внук, узнав всё это, воззвал к праву наследования, я же не мог ему отказать! Я обещал его деду, что не скажу ни слова о Повозке посторонним, но этот парень не был посторонним. И они успели, да-да. Брянцевы потомки умчались на Повозке неведомо куда. Неведомо куда, но громко, знаете, с огоньком и хохотом, прям из-под носа держимордовских эльфов, вот чуточку их не достали, ах, какая была погоня, как грохотала Повозка, когда неслась в озеро с холма! А держиморды расстроились страшно, они ведь преследовали эту троицу от самого ограбленного банка.
Что еще? Да это всё, собственно. Поверьте, больше меня вам об этой истории никто не расскажет. Никогда. Что бы дальше ни произошло с этими людьми – они не вернутся назад.
И Бобрыныч будет прав: больше в этих краях никто ничего не узнает.
Правда, завр, который поселится у Бобрыныча и будет им нещадно избалован, добавит ко всем этим историям до невозможности хитрый взгляд, намекающий, что вся-вся правда о произошедшем известна только ему, завру, но он ничего никому не скажет, потому что не умеет говорить.
Словом, как можно видеть, в случившемся не было ничего удивительного – только шалая удаль, немного магии, капелька старых тайн и много-много удачи, и всё же эхо тех дней навсегда останется в историях всего края. Для эльфят и кентаврят это будут страшные сказки о человеческой непредсказуемости и скрытой мощи, которые заставят их относиться к колонистам с большим вниманием, настороженностью и уважением. Для местных человеческих детей это будет первое подобие героического эпоса, и немного другие взрослые люди вырастут в тени храбрецов из этих историй.
Старый друг Брянца Бобрыныч проживет еще долго, он будет с недоумением наблюдать за этими изменениями, покуривать трубку и говорить, что все вокруг – идиоты: и кто теперь боится потомков его друга, и кто восхищается ими. Что не было в них ни тьмы, ни величия, а были только сообразительность и чисто человеческий удалой задор. И что Повозка Через Кротовую Нору просто увезла их в неизвестном направлении, то ли на Планету Земля, то ли в другое время и место, что бы это ни значило. В любом случае они сгинули где-то далеко, очень далеко, и род его друга Брянца, первого колониста, на этом прервался, и что если бы он был жив в тот ужасный день, то немедленно умер бы от расстройства.
А импы да единороги будут знать, что Брянец вовсе не расстроен, он очень даже бодр и доволен своей послежизнью на ранчо «Весёлая улитка», что к югу от болот фэйри.
Где-то далеко, очень далеко
Ноги в ковбойских сапогах осторожно ступают по толстому слою пыли и мусора. Рядом, поднимая пыль, скачут еще две пары ног в мягких мокасинах.
– Смотри, смотри, вот она, синяя коробка с черным боком. Такая?
– Да, – мужской голос хриплый от волнения. – В точности такая, как у деда была!
Фух! С экрана сдувают чихучую пушистую пыль.
– Смотри, смотри, она настоящая. Такая гладкая! Синенькая! Это здесь хранятся знания предков?
– Да ну, чушь какая-то, эта штука крошечная! Как туда можно упихать знания?
– А ну, цыц!
Звук размашистых тяжелых шагов, хруст мусора, облачка пыли из-под сапог.
– Ну-ка, ну-ка!
Большие руки неуверенно вертят терминал, пытаются стереть с боковин въевшуюся грязь.
– Хм.
Пальцы нащупывают утопленную в ребро кнопку.
– Ага, вот она!
Большой палец сильно нажимает на кнопку. Ничего не происходит. Руки снова вертят терминал, сначала медленно, потом беспокойно.
– Хм-хм-хм.
Еще одно нажатие на кнопку, долгое. Экран остается черным.
– Что получается, твой дедушка всё придумал?
– Или знания испортились. Вдруг их заколдовали?
– Или их забрал кто-то другой. Может быть, они вообще не здесь!
– Цыц, я сказал! Хребет стынет от вашей трескотни!
В помещении нет света – электрощитки отключены, но пришельцы и не знают, зачем нужно электричество. Высокий мужчина в ковбойской шляпе нервно шагает по сумрачному помещению, натыкаясь на углы непривычной мебели, брошенный где попало мусор, корзины для бумаг и пуфики. Две маленькие фигуры стоят недвижимо, одинаково прижав руки к груди, и только поворачивают головы, наблюдая за передвижениями мужчины.
Он шагает – мимо стола-полумесяца к широкой двери из дерева и обратно, мимо огромного пустого аквариума со скелетами рыбешек и хрупкими, истончившимися панцирями улиток. К узкой стеклянной кабине в углу и вдоль окна, которое закрывают жалюзи. В помещении стало бы светлее, если бы кто-то догадался поднять жалюзи, но пришельцы даже слова такого не знают.
Наконец шаги мужчины замедляются. Он натыкается на кожаное кресло с колесиками и садится в него, не обращая внимания на слой пыли. Кресло старчески скрипит. Мужчина горбится, трет ладонями лицо.
– А вдруг и не нужно открывать эти коробки знаний? – шепотом спрашивает он у сумеречной пустоты.
– Ведь нам неведомо, какую нечисть можно выпустить оттуда! – с готовностью пищит один из детей.
Второй мотает головой, и длинные кудрявые волосы прыгают по его плечам.
– Если мы не за этим сюда притащились, тогда зачем?