Сад зеркал

– Тут одного подтолкнул, там другому подсказал. Третьего надоумил. Сейчас ведется следствие. Как только картина прояснится, я тебе расскажу обо всем в подробностях. Одно сейчас точно могу сказать: ненавидел он альтеров больше всего на свете. Особенно тех, кто постоянно был в центре внимания общественности. И старался сжить их со света всеми способами. А поскольку талант у него мирный, скромный, то и способы он подбирал изощренные, но не сверхъестественные. Сам он никому не мог причинить вреда, поэтому загребал жар чужими руками.

– Зависть – плохое чувство, – сказал я и потянулся за сигарой.

– Скажи, Крейн, и что, теперь мы заживем тихо и счастливо? Больше у нас не будет ничего такого? Скукотища наступит повсеместная? – спросил Красавчег.

– Сомневаюсь я. Большой Исток не может жить спокойно. Тут все время что-то случается. Так что покой нам только снится.

Красавчег с надеждой улыбнулся и сделал глоток виски.

Моим словам суждено было сбыться совсем-совсем скоро. Буквально через несколько дней, но пока мы наслаждались короткими минутами покоя.

Большой Исток засыпал в предвкушении грядущих приключений.

Ирина Лазаренко Единожды вкусивший

– Заключать договоры с едой? – медленно проговаривает Ауз.

Он обводит взглядом других Вышних и в глазах каждого видит отражение собственной недоуменной брезгливости. Он держит паузу, и в гулком каменном зале висит напряженная тишина, которую только подчеркивает чье-то сиплое дыхание и хруст пыли под ногами древ-него ящера.

Ящер высоченный и сильный, он колонной возвышается позади Ауза и хранит скучающее выражение лица, насколько у такого лица вообще может быть выражение. Рассматривает остальных семерых Вышних с усмешкой, как бы говоря: «Да всё я понимаю!», и от этой усмешки они сердятся.

Выскочка! Стал Вышним поперек всех правил – но тут ничего не поделаешь, пришлось стиснуть клыки и принять его; да тем бы всё и кончилось, если бы он не принялся крушить остальные устои – с тем же изяществом бешеного медведя!

У ног древ-него лежит большой волк с зябко-серыми глазами.

– Договоры с едой, – повторяет Ауз.

С этими словами он растопыривает костлявую пятерню и загибает один палец с видом человека, забивающего гвоздь в крышку гроба любимого родственника. В пальце громко хрустит.

– Приручение зверей, – загибается еще один палец.

Вышние дружно издают осуждающее «У-у-у!» Древ-ний разевает пасть в усмешке. Клычки у него маленькие, потому оскал – несерьезный, издевательский. Волк медленно поворачивает голову с навострившимися ушами, смотрит промозглым взглядом на Ауза, и тот мимовольно передергивает плечами.

– Открытое житьё! – почти рявкает он и загибает третий палец, а под каменным потолком несколько раз прокатывается затихающее «жить-жить-жить…»

Вышние единодушно решают: «О-о-о!» Ящер закатывает глаза. Он знает, что породные вампиры с долей презрения относятся к обращенным, и что сам вид обращенного, который стал Вышним, подогревает их возмущение, что оно достигло предела – но потому древ-ний спокоен, ведь хуже уже не будет.

– И что ты скажешь на это? – Ауз оборачивается к нему всем костлявым телом, а большой живот его, похожий на привязанный мешок, торчит набекрень.

Ауз смотрит на древ-него снизу вверх, хотя это древнему пристало бы опуститься на колено и почтительно внимать самому старому Вышнему. Вот что получается, когда молодые обращенные вампиры оказываются на самом верху, где им вовсе не место – сплошной позор и возмущение!

Ящер складывает на груди мускулистые руки, отчего Аузу становится совсем уж не по себе, и размашистым, изящным движением обвивает свои ноги хвостом. Волк, послушный какому-то неясному сигналу, поднимается на передние лапы.

– Я скажу, что советую и вам сделать то же самое, если жизнь и рассудок дороги вам.

Ящер ждет яростных криков в ответ, но Вышние настолько потрясены его наглым предложением, что не издают ни звука, а потом уж он не дает им такой возможности, принимаясь говорить:

– Да, я сломал ко всякой матери некоторые устои, ну так это пошло им только на пользу, знаете, почему? Потому что это были хреновые устои, замшелые и кривые, как пальцы Ауза, они были замешаны на вашем страхе, нравится вам это или нет.

Вышние вскакивают с мест и сердито кричат, но ящер властно рявкает:

– Заткнитесь!

Вампиры, опешив, на миг умолкают, и в этот миг древ-ний произносит:

– Ваши устои – лишь страх перед едой!

И Вышние уже не могут его перебить, потому что он сказал нечто… удивительное. Глупое. Неприятное. Такое же нахальное и неохватное разумом, как он сам. Но удивительное.