– Не думаю, – говорю я, – скорее они начинают раздражать меня. Скажи, еще два года назад кому-то из них могло прийти в голову подобное – подстеречь в ночи вампира и чего-то требовать от него, а?
Носыч хохочет, от леса в ответ лают волки.
– Еще немного – и я всерьез задумаюсь о стаде орков взамен стада коз, – ворчу себе под нос.
– И всё же мне кажется, в прежней жизни Вышнего были орки, которым Вышний сделал зло.
– Может, и были, – я останавливаюсь. – Я тебя здесь поселил не для того, чтобы слушать непроверяемые домыслы. Я хочу вспомнить. Я сразу тебе сказал, что дело сложное, что вампир, единожды вкусивший крови, скоро забывает свою прошлую жизнь, но ты взялся решить этот вопрос. Так решай его, Носыч, а не корми меня догадками.
Он чешет косматую голову.
– Я понимаю нетерпение Вышнего, но не всё делается скоро. Я делюсь своими предположениями в надежде расшевелить память Вышнего, придать мыслям нужное направление…
Фыркаю и иду дальше, мимо загона, где днем орки доят коз для своих нужд, мимо нашей жральни, где можно попить крови и послушать новости. Хотел бы я зайти туда, как обычный член семьи, выпить и поговорить, послушать и подумать, да просто не делать ничего.
Дверь жральни приоткрыта, дразнит запахом свежей крови, разбавленной теплым вином. Жральный подавала – большой выдумщик.
Нет, не могу. Во-первых, если я зайду, другие вампиры окружат меня вниманием настолько плотно, что для обычных разговоров места уже не останется. Это всегда так. Во-вторых, у нас с Волком другая задача, более важная. Не дают мне покоя те пропавшие торговцы, хотя времени прошло много, но всё же я решил пройти дальше по дороге, точнее – чтобы Волк прошёл.
– Я знаю, что семья Вышнего живет в деревне два года, – говорит Носыч, – и в этих краях кого только не встретишь.
Он идёт на полшага позади меня, довольно бодро идёт, только спотыкается время от времени. Я знаю, что для орков и людей любая ночь темновата, но удивляться этому не перестаю. Неужели и я когда-то плохо видел по ночам, а от солнечного света глаза мои не наполнялись слезами?
– А случалось ли так, чтобы через эти края проезжали другие ящеры?
– За «ящера» можно получить хорошего леща хвостом, – говорит мой рот прежде, чем я понимаю, что именно сказал.
От удивления запинаюсь о собственную ногу. Я понятия не имею, что означала эта фраза. Носыч, ничего не заметив, кудахчет:
– Я не хотел сказать грубость Вышнему, я понимаю, что теперь Вышний выглядит иначе и не думает о себе как о ящере.
Шмяк! Носыч улетает в придорожные кусты. Надеюсь, он там хорошенько покатается по козьим следам, хотя по-прежнему понятия не имею, что такого страшного в слове «ящер». Как еще можно назвать мою породу, если не ящериной? Я сам зову себя именно так, и другие Вышние – тоже!
Немного сбавляю шаг и мотаю ушибленным хвостом, дожидаясь, пока лечитель меня нагонит.
– Я лишь имел в виду, – сердито говорит он, отряхиваясь, – что память Вышнего могла бы пробудиться при виде родственника…
– Со-родича, – говорит мой рот, и я опять не понимаю, что сказал и почему.
Древова мать, что происходит? Э… Чья мать? Я сейчас о чём подумал?
В кваканье лягушек, что доносится от речки, мне слышится насмешка.
– Я никогда не встречал здесь со-родичей, – говорю я. – Во всяком случае, не помню такого.
– А с каких пор Вышний помнит себя? – спрашивает Носыч, и я вздыхаю.
Сам не могу понять этого. Мне кажется, я всегда был, всегда бродил по лесам и горам, долго-долго, а потом мне это надоело, и я пришел в семью.
Носыч еще долго бормочет про ящеров, которые живут далеко-далеко отсюда, на севере, среди болот и лесов, таких особенных, что в их краю всегда тепло и зелено, и даже зимой почти не бывает снега. Носыч говорит, редко кто из ящеров уходит из своего родного края, и что они выглядят не так, как я, они мельче и тоньше, но что я определенно прежде был одним из них. Ну это- то я и сам понимаю.
Мы уходим по дороге очень далеко, но Волк не находит никаких следов пропавших торговцев.
На землю уже опускается предутренний холодок, и я собираюсь повернуть обратно к деревне, когда Волк настораживается и показывает, что нужно подождать. Мы долго стоим, всматриваемся в серо-черную ночь и ежимся от её прохладности, звезды на небе бледнеют, засыпая, и наконец далеко впереди показываются всадники. Двое… нет, трое.
Я смотрю, как они приближаются. На большом удалении от них появляются на дороге и другие – восемь, десять? Видно, едут на ослах или идут пешком.
Мне становится неуютно, Носыч нервно дергает меня за рукав, но Волк не проявляет тревоги, а его чутью я верю больше, чем своему.
Наконец первые всадники подъезжают достаточно близко, чтобы я узнал их предводительницу – это Урзул Бессонная, которая на сборище спрашивала, живут ли в моей деревне орки. Что она делает здесь? Её семья обитает в горах недалеко от моря-озера, а это целая ночь пути верхом.