Сад зеркал

– Готов ли ты склониться передо мной и принять меня своей хозяйкой?

– Нет.

Медленно-медленно поднимаются в удивлении темные брови. В Семье очень давно не было новичков. Она отвыкла получать ответы словами, а мыслей моих прочесть пока не может – я еще не часть Семьи. Именно на этот миг замешательства я и рассчитывал.

Поднять руку на Вышнего – это может только новообращенный, совершенно дикий и абсолютно, безнадежно тупой. Но с этим у меня всё в порядке. Спорю на собственный хвост: тупее меня на этом кладбище лет триста никого не было. Мне это от Орки передалось, не иначе.

Моя рука, до сих пор сжатая в кулак, разжимается перед Её лицом. И это последнее, что видят Её глаза.

Древо, как трудно было переделать Оркину перчатку под свою перепончатую руку!

Желание ползать на брюхе и визжать от радости пропадает начисто, когда тоненькое девичье тело падает в траву. А я стою над мертвой Вышней и сжимаю в руке её глаза.

Что мною движет? Я не знаю. Ветер. Вода. Какая разница? Если судьба окунает тебя мордой в грязь – ныряй поглубже: как знать, что найдется на дне.

Убивать вампиров я больше не могу – ну и ладно. Куда больше мне хочется возглавить их. И я сумею: раз кровь вампира превратила меня в одного из них, то хранилище души Вышней должно… Я правильно рассуждаю?

Один за другим, давясь, захлебываясь горькой слюной, я проглатываю её глаза – вместилище души вампирьей хозяйки. Древо милосердное, какая гадость!

Вокруг меня – два десятка обалдевших вампиров. Молодые, старые, дряхлые, тощие, жирные – всякие. Они пялятся на меня, разинув пасти, и длинные клыки делают их бледные лица похожими на морды рыбы-ведьмы.

Уверившись, что проглоченное не ломится наружу, я обвожу взглядом сборище. Сборище тихо, но отчетливо ворчит. Вот сейчас бросятся на меня и разорвут на сотню маленьких ящеров, чтоб неповадно было жрать всякую дрянь.

Нет уж. Не для того я сюда притащился. Я злобно скалюсь, и стоящие поближе вампиры слегка отшатываются. Привыкай, новая Семья. Что тебе еще остается-то?

– Готовы ли вы склониться передо мной и принять меня своим хозяином?

Они колеблются – и это самые долгие мгновения моей жизни.

Кажется, будто внутри всё переворачивается, и что- то давно отринутое и забытое цепляется за меня тонкими бессильными коготками. Яркими мазками проносятся воспоминания из древ-ней жизни: голоса со-родичей и плеск рассекаемой хвостами воды, смех Дар-Тэи и стук ракушек на её поясе, запах свежей листвы и вкус печеной рыбы в листьях ульмы, прикосновение прохладной перепончатой руки к моей щеке, добрый взгляд желтых глаз Адитии и чувство близости Древа, не знакомое ни людям, ни оркам, ни вампирам.

А потом, еще дальше, едва различимо – широкая складчатая морда, блеск слёз в глубоко сидящих глазках и шёпот: «Не умирай, Хвостатый, только не умирай…»

Миг – и всё это исчезает. Я снова один – такой, каким стал за последние пять лет и ещё за несколько лун – оркоподобный ящер с очешуенной жаждой крови.

А стоящие передо мной вампиры один за другим опускают глаза, и по рядам их почтительным вздохом проносится единственное слово:

– Вышний!

4. Персик Справедливость

В совершенно разных культурах отношение к персику единодушное: это знак чистоты, правдивости, благополучия и всего самого светлого. Но что нам известно про благие намерения?

Дмитрий Самохин В тихом омуте

Карты пришли отвратительные. На руках двойка, тройка, валет, туз и все разной масти. И на столе полный разброд, ни одной комбинации. Впору поднимать белый флаг и принимать абордажную команду. Не везет мне сегодня, подбрось да выбрось. Три часа сплошного невезения. Игровой бюджет на вечер полностью освоен, в кармане свистит ветер, и очень хочется выпить. За этим не заржавеет. Я взял стакан, поболтал виски и сделал глоток, окинув внимательным взглядом партнеров по игре.

Ник Красавчег с безмятежным видом дымит сигарой и поглаживает пальцем верхнюю карту своей раздачи.

Цер Хаос напряженно вглядывается в свои карты, стараясь спрятать их от остальных. Судя по всему, в этой раздаче ему не везет, как и мне. Можно посочувствовать.

Серега Паровоз прямо-таки светится от счастья, разве что из ушей пар не пускает. Его потому и прозвали Паровозом, что умеет напустить туману на очевидные вещи. С Серегой хорошо в баню ходить. Он любую парилку в турецкую превращает. Да и за карточным столом не соскучишься. Когда он нервничает, то начинает пускать пар изо всех естественных отверстий. То пыхтит как чайник, то паровозом заходится.