Вампиром можно и родиться, и стать, но и то и другое случается очень редко. Молодые вампиры живут поодиночке – так проще скрываться и не приходится ни с кем делить добычу. Они обустраивают свои логова как хотят, роют туннели и новые норы, расширяя жизненное пространство. Изыскивают всякие способы приманивать еду и очень веселятся, когда она попадается на простейшие уловки.
Но со временем в вампирах зарождается тоска. Никто не может жить в одиночестве вечно. И когда тоска становится нестерпимой – вампир отправляется в семью. Он чует, куда нужно идти, чтобы встретить со-братьев.
Пускай новообращенные и молодые вампиры подолгу живут одни – я нахлебался одиночества до обращения. Мне всегда хотелось снова стать частью семьи, и теперь у меня появилась такая возможность и право.
А что для этого пришлось потерять все прочие возможности и права – так оно того стоило, как по мне.
Подумать только, когда-то я думал, что могу найти Семью за три-четыре дня!
Прошло две луны. Я оказался далеко-далеко от тех мест, где начинал свой путь. У меня были сбиты в кровь ноги и кое-где стерта чешуя. Я выглядел так, словно ночевал в оврагах и почти не жрал – в общем, оно так и было. Иногда я ловил чего-нибудь типа ежа или птиц в гнездах, а однажды перед рассветом поймал рыбака – о, это был подарок судьбы!
И вот – я наконец на месте. Чутье привело меня сюда, и где-то здесь ждет меня Семья.
Передо мной – политый лунным светом склон холма, а на нем – большой поселок, давно мертвый и разрушенный, густо заросший сорняком и молодыми дубрами. Понятия не имею, что тут случилось – болезнь, война? Плевать.
При поселке, в низине у речки – огромный погост. Он очень старый и заброшенный – но очень живой. Я не сводил взгляда с него, пока шел, я почти бежал, но всё равно мне казалось, что это заняло еще две луны. Ночной воздух здесь пах тиной и хрустящей зеленью – почти как в Озёрном крае.
А потом сухая калитка хлопнула за моей спиной – словно закрылась дверь за всем, что было прежде.
И тут меня потащило, как на веревке. Меня повело. Могильные плиты, упавшие оградки, какие-то надписи на камнях, кое-где бревнышки, чтоб посидеть рядом, один раз я споткнулся о ручку вросших в землю грабель. В ночи тут даже для вампира темновато. Меня вело к самой дальней, самой заброшенной с виду части погоста, где ограда давно развалилась и утонула высоченных зарослях живокости.
Позеленевшие могильные плиты и даже большой семейный склеп в стороне. Мне не к нему. Мне сюда, к этим серым камням, что истерты дождями и ветром. Меня притащило к замшелой, очень старой плите, покрытой слоем грязи. Пришлось отколупывать её, чтобы прочесть надпись. Она была очень важна, я чувствовал это.
Сухая грязь отпадает кусками, осыпается с тихим шорохом, открывает передо мной надпись. Единственное слово: «Обернись».
Ночное кладбище – удивительное место. Только здесь тоненькая девушка в легком платье пугает сильнее, чем пьяный орк с дубиной.
От неё исходила невероятная мощь, потому что она жила очень долго – наверное, две или три сотни лет. Тоненькое тело – сплетение чистейшей темной Силы, бледное лицо – спокойно-равнодушное, глаза – умные, цепкие. Даже невампирское зрение, наверное, различило бы их блеск.
Беда у разумных монстров с глазами. Всегда они нас выдают.
Мне хочется упасть перед
– Ты пришел.
Голос хриплый, будто простуженный. При его звуках у меня сжимается в груди и перехватывает горло. Я тяжело опускаюсь на одно колено и чувствую, как в груди что- то дрожит, как готовится заполниться пустота, живущая там после смерти моего Древа. И всё, чего мне хочется в это мгновение – тряпкой распластаться перед Вышней и возликовать, потому что моя жизнь снова обрела смысл.
Нет, не так – Смысл. Острее и выше, чем когда-либо.
За
– Ты хочешь стать частью Семьи?
Я сжимаю руки в кулаки изо всех сил и киваю – просто киваю, хотя мне хочется выть от восторга. Перед глазами все плывет, и я смаргиваю слезы. Сердце моё колотится быстро-быстро.
С трудом поднимаюсь на ноги. Я должен стоять перед