Сады и дороги

Ночной переход до Эттлингена в дождь, град и гололед. Стеклянные льдинки били по каскам, поводьям и шинелям. Изоляторы линий дальних электропередач были окутаны холодным туманом и облиты брызгами голубых огоньков. Ночь целиком заполнял топот неисчислимых ног в подбитых гвоздями сапогах – это разменная монета войны, сумма неизвестных тягот и страданий, которая в сражении оборачивается капиталом.

Вёссинген, 10 января 1940 года

Чуть свет – выступление через Дурлах, с его красновато поблескивающими на окрестных склонах виноградниками, в Вёссинген, с моим последующим расквартированием там, в доме евангелического пастора. Во время марша господствовал сухой холод, такой же пробирающий до костей, как в лютую зиму 1928/29 года. Проходя вдоль колонны, я впервые увидел отмороженное ухо – раковина, словно к ней прилепили круг рыбьего мяса, была окружена белой каймой. Как и подобает радетельному командиру, я оказался первым, кто заметил повреждение, прежде его соседа по шеренге и даже прежде самого пострадавшего, которого я приказал тотчас же на мотоцикле отправить на медобработку.

Вечером я еще минутку-другую посидел с подполковником Фоглером в обществе пасторши и ее дочери, поскольку сам пастор был в отъезде. Однако его влияние незримым присутствием ощущалось во всем доме. Существует две разновидности дисциплины – та, что, подобно прижиганию, действует снаружи вовнутрь и закаляет человека, и другая, что, подобно свету, лучится из сердцевины вовне и, не отнимая у него мягкости, делает человека бесстрашным. Для первой нам всегда нужен наставник, в то время как другая нередко, как зерно семени, зарождается в нас самих.

Церковные книги сохранялись у них в доме с 1690 года. В одной из них описан такой курьез: одна служанка, сорок лет проносив юбки, обрюхатила другую и затем уже продолжала жить мужчиной до глубокой старости.

Забавное сообщение об одном моем предшественнике, который эдаким Фальстафом стоял тут на зимних квартирах. Этот тип воспроизводится на войне с неизменным постоянством и всегда в одном и том же окружении – среди плутоватых и вороватых лакеев, жирных гусынь, беспутных девиц, кутил и картежников.

Флехинген, 11 января 1940 года

В трескучий мороз – во Флехинген и Зиккинген – городишки, где нам предстоит оставаться более или менее долго. Наш шеф в припадке дурного расположения духа из-за условий размещения обозвал их «Вшивингеном и Смрадингеном». Там, где обоз не проходил по занесенным снегом горам, маршевая колонна делилась на группы, которые должны были подталкивать повозки. Во Флехингене – квартируюсь у католического священника, с которым просидел в беседах до позднего вечера.

Флехинген, 14 января 1940 года

Это холодное воскресенье я провел в постели больной гриппом. Читал: «Щит Геракла», приписываемый Гесиоду. Песни о щитах являют собой миниатюры вселенной, какой она живет в представлении древних. Взгляд словно бы с орлиных высей падает на творение и видит его уменьшенным до крошечных размеров, но всё же необычайно детально. Этим объясняется умение изобразить самые разные вещи на крайне узком пространстве, которое приписывают божественным кузнецам. Соответственно, выражение и манера исполнения принимают металлический характер; язык, словно чеканя на бронзе, изображает творение в высшей степени плотно и отчетливо.

Затем Библия в переводе Хеннэ, которую одолжил мне хозяин квартиры. Странно, что время Моисея кажется более древним, чем время Иакова и Иосифа, – что, видимо, связано с Законом, который подобен застывшей глыбе камня. Обособление посредством закона, возможное, пожалуй, лишь благодаря египетским посвящениям и знанию древнейших навыков мумификации, ожесточает жизнь, которая и превращается в Медного змия. Зато в историях об Иосифе наиболее ярко проявляются все обстоятельства жизни на всем ее протяжении. В этом вообще смысл праистории: представить жизнь в ее не связанном со временем значении, тогда как историей она описывается во временном течении. Праистория поэтому всегда является той историей, которая расположена к нам всего ближе, историей человека как такового.

Флехинген, 15 января 1940 года

Постился. Ночью сильные духовные приступы; кроме того, лихорадка от переходов. Однако утром пошел на службу и выступил в путь вместе со всеми. На марше я приказываю всё время петь, что идет на пользу и людям и мне самому. Все ритмические вещи являются оружием против времени, а именно против него-то мы, по сути, и боремся. Человек всегда борется против могущества времени.

Во второй половине дня – полковое офицерское совещание в Бреттене; там я узнал от полковника, что должен наверстать отпуск и затем взять на себя обучение полковой разведгруппы.

Кирххорст, 18 января 1940 года