Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века

Конечно, этот Коля держал его, можно сказать, в черном теле и на голодном пайке. Характер у хозяина такой был дурацкий. Уд знал, как ему не повезло. Все время висеть в этом подбрюшье, тереться щеками о проклятые колени и мучиться от нестерпимой духоты вблизи сморщенной, опостылевшей вечно потной мошонки! — Уда передернуло от тяжкого воспоминания. Нет, были, конечно, у него и маленькие праздники, маленькие триумфы, но это было так редко, когда он мог видеть белый свет то ли в бане, ловя на себе удивленные взгляды Колиных сослуживцев, то ли во время соревнования с инструментом Тимохи Балясина, когда Коля и Тимоха мерились на подлодке своими… Эх! Пожалуй, эти соревнования на глазах всей команды да еще медосмотры и были его звездными часами. А больше и просветов не было, хозяин женщин избегал, его, Уда, стеснялся, использовал, считай, только для малой нужды. Но разве из пушки по воробьям стреляют?

Уд давно жил предчувствием другой, более достойной, красивой и уважительной жизни, откладывая это на потом, когда Коля отслужит. Ведь в подводной лодке и среди чисто мужской команды развернуться так, как мечтал он, было невозможно. Хотя пример Тимохиной балясины говорил о том, что жить и радоваться везде можно. При хорошем хозяине.

Только один раз Уд увидел что-то соразмерное себе, это когда Колину вахту повели мыться и он увиделся с соперником, можно сказать, лицом к лицу. Что там было до этого, из робы не увидишь, по обрывкам разговоров он понял, что в команду на их атомную субмарину с дизельной лодки пришел новый матрос Тимоша Балясин, родом из местных, из Северодвинска, где и базировалась субмарина. Ну что сказать, фамилия его хозяина Балясин словно относилась не к хозяину, а к его свисавшему между ног обалдую. Балясина она балясина и есть. Он у Тимоши и правда как-то к середине расширялся, и вообще, если честно, он смотрелся. Уду по фактуре не уступал. Ну и тешил-холил его Тимоша от души, ничего не жалел, от неприятного армейского явления, именуемого сухостоем, облегчал рукоблудием регулярно. Коля категорически отказывался, мучился, а Тимоша своего ублажал.

Правда, если быть до конца честным, придется признать, что у этого Тимоши с мочеполовой сферой, да и с головой, наверное, не все было в порядке. Он мог предаваться рукоблудию на вахте в разгар боевых учений, когда их лодку атаковали торпеды условного противника.

Узнав, что Тимоша будет ходить в походы за Полярный круг, одна из его возлюбленных сшила ему кожаный чехол на молнии с мехом внутри, чтобы (вот, господа, как любят в России!) «не застудил ты его, Тимоша, сокол ты наш ясный, на суровых северных ветрах». А когда Балясина перевели с дизельной подлодки на атомную, он в целях предохранения своего монстра от радиации облицевал поверхность чехла самодельными тонкими свинцовыми пластинами. Вот забота так забота о своем достоянии! Эти пластины имели вогнутую форму и вставлялись на сгибах одна в другую при помощи клепок и подвижных шарнирчиков, что позволяло Тимофею, не снимая чехла, сохранять при эрекции или манипуляциях относительную свободу движений, какую, к примеру, имел в области локтевых и коленных суставов средневековый рыцарь, когда облачался в свои тяжелые латы.