Сады Соацеры

17. СЧАСТЛИВОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ

Когда человек замолчал...

Когда человек замолчал, он повернулся, чтобы выйти из помещения... «Ничего! – предводитель сказал. – Не робей!..»

«Ничего! – предводитель сказал. – Не робей! Мы покуда еще накануне главных дел. Вот как встретится нам ХВОРОБЕЙ, вот тогда пораспустите нюни!» И со свечкой искали они, и с умом, с упованьем и крепкой дубиной, понижением акций грозили притом и пленяли улыбкой невинной. И решил Браконьер в одиночку рискнуть, и, влекомый высокою целью, он бесстрашно свернул на нехоженый путь, и пошел по глухому ущелью. Но рискнуть в одиночку решил и Бобер, повинуясь наитью момента. И при этом как будто не видя в упор в двух шагах своего конкурента. Каждый думал, казалось, про будущий бой, жаждал подвига, словно награды! И не выдал ни словом ни тот, ни другой на лице проступившей досады.

Когда человек замолчал, он повернулся, чтобы выйти из помещения через дверь, у которой я стоял, но мне нечего было больше ждать. Я слышал достаточно для того, чтобы прийти в ужас, я потихоньку выскользнув, я вернулся во двор тем же путем, которым пришел. В одно мгновение у меня сложился план действий. Я пересек сквер и прилегавшую к нему с противоположной стороны аллею и вскоре стоял во дворе Тала Хаджуса.

Яркий свет в первом этаже указал мне, куда прежде всего следует обратиться; я подошел к окнам и заглянул во внутрь. Вскоре я сообразил, что попасть туда для меня не так легко, но я надеялся, потому что задние комнаты, примыкавшие ко двору, были полны солдатами и женщинами. Я мгновенно окинул взглядом верхние этажи и, заметив, что третий этаж не был освещен, решил проникнуть внутрь здания именно этим путем. Добраться до верхних окон было для меня делом минуты, и скоро я уже был в защищенной тени неосвещенного третьего этажа.

К счастью, комната, которую я выбрал, была нежилой, и бесшумно прокравшись в задний коридор, я заметил свет впереди меня. Добравшись ощупью до двери, я увидел, что там было помещение, служившее входом во множество внутренних комнат, и простиравшееся от первого этажа, который был двумя этажами ниже меня, до куполоподобного крова здания, возвышавшегося над моей головой. Нижний ярус этого обширного круга был весь наполнен начальниками, воинами и женщинами; с одной стороны возвышалась большая платформа: на ней сидело на корточках самое отвратительное животное, которого я когда-либо видел.

Что я увидел! Как мне это описать? Громадный, выше домов, треножник, шагавший по молодой сосновой поросли и ломавший на своем пути сосны; машину из блестящего металла, топтавшую вереск; стальные, спускавшиеся с нее тросы; производимый ею грохот, сливавшийся с раскатами грома. Блеснула молния, и треножник четко выступил из мрака; он стоял на одной ноге, две другие повисли в воздухе. Он исчезал и опять появлялся при новой вспышке молнии уже на сотню ярдов ближе.

Но зрелище, которое меня оледенило ужасом, были Дея Торис и Сола, стоящие перед ним; что-то дьявольское сверкало в его глазах, когда он жадно устремил свои большие выпуклые глаза на линии прекрасной фигуры Деи Торис. Она что-то говорила, но я не мог расслышать ее слов, также как не мог понять и его ответа, который он пробормотал грубым голосом. Она стояла выпрямившись перед ним, ее голова была гордо поднята и, даже на том расстоянии, на каком я находился от них, можно было прочесть на ее лице презрение и отвращение, с которыми она устремила на него свой надменный взгляд, оставаясь все время спокойной, не обнаруживая ни признака страха. Она действительно была достойной дочерью тысячи джеддаков, каждым дюймом своего изящного, небольшого тела. Она была такой тонкой, такой хрупкой среди толпы воинов, окружавших ее, но ее миниатюрность скрадывалась величием, которое в ней было. Она казалась среди них самым высоким, самым сильным существом, и я уверен, что они это чувствовали.