После торжеств обитатели гостиницы разбрелись. Кто был приглашен на прием во дворец, а кто судорожно от-снимал последние метры пленки на базаре.
Только к ужину появились в баре дипломаты, уселись на «насесты» перед стойкой и, потягивая виски, начали обмениваться мнениями.
Большинство из присутствующих размышляло о том, чем дряхлый старец в английском наряде смог зажечь этих людей, вселить в обычно сумрачных лози ликующую радость? В какой-то степени это приподнимало занавес над почти неизвестной жизнью современного Бароце, позволяло разобраться в умонастроениях населения, их отношении к архаической власти феодалов. Мнений оказалось много. Но подытожил разговор старый дипломат, посол одной из западных стран, больше двадцати лет проработавший в Африке.
— То же самое месяц тому назад я видел в Европе, джентльмены. Карнавал в Толедо, шествия в Лисабоне… Большинство участников этих церемоний идут под старыми знаменами и кричат, потому что им весело среди других, потому что им надоели рабочие будни и стены собственного дома. Люди на земле везде одинаковы…
На следующий день приехавший из Лимулунги посыльный сообщил, что Леваника III согласился принять меня. Прося об аудиенции, я сказал, что хочу задать литунге несколько вопросов об истории Бароце и современном положении в этой провинции. Но уже во дворце, когда я сидел в ожидании появления Леваники, ко мне подошел кто-то из «царедворцев».
— Учтите, что литунга будет разговаривать только на темы, касающиеся прошлого своего народа, — поклонившись, сухо сказал он. — На другие вопросы он отвечать не будет.
Что ж, не мое дело, если Леваника III сам, по собственной воле отгораживает себя от настоящего. По традиции члены королевской семьи — хранители прошлого, знатоки неписаной истории лози, и мне будет очень интересно услышать трактовку не вполне ясных моментов из истории Бароцеленда из уст самого литунги.
Просторная комната с видом на Луамбайю была обставлена со вкусом. Письменный стол и книжный шкаф с огромными томами сводов законов явно привезли из Европы. Но все остальное убранство местное, народное: стулья и скамейки с выжженным рисунком, резные сундуки, светлая керамика с нежными, терракотового цвета разводами и огромные циновки со сложным орнаментом. Не много народов в Центральной Африке могут похвастаться таким разнообразием прикладного искусства. И как обидно, что увидеть эти прекрасные изделия, раньше продававшиеся на базарах во всех деревнях страны лози, теперь можно лишь в мало кому доступном дворце.
Литунга появился из двери в противоположном конце комнаты в сопровождении секретаря. Здесь, в тишине дворца, он выглядел не таким дряхлым, как вчера, среди праздничных криков. Он поздоровался, поинтересовался моим впечатлением от ку-омбоки, спросил, не жарко ли мне в Монгу после русских морозов. «Мое самое неприятное впечатление об Англии — это холод, — ежась, проговорил он. — Я туда просто боюсь ездить».
Леваника говорил на чистейшем английском языке, но медленно, как бы обдумывая каждое слово.
— Вы интересуетесь прошлым моей земли? — спросил он.
Я объясняю, что собираю материалы по истории и этнографии племен Восточной и Южной Африки, в том числе интересуюсь и некоторыми деталями прошлого лози. Затем спрашиваю литунгу, что он думает по поводу появившихся в последнее время в литературе данных о том, что лози одно время были владыками Зимбабве.
— Да, это правда. Народ луйя покинул леса Мвато-Ямбо примерно в 1600 году и вскоре дошел до Замбези. Каменные развалины Ками были построены нашими предками. Потом появились захватчики бахуротсе и кололо. Но их было мало, они только правили. Под предводительством их вождя Шанхимира луйя в самом конце XVII века победили армии Мономотапы и сделались хозяевами Зимбабве. Луйя жили на землях Зимбабве до тех пор, пока на юге не появились европейцы и великий зулус Чака не начал своих войн. Тогда один из вождей зулусов, Звангедаб, перешел Лимпопо и Луалуйю и занял Зимбабве. Звангедаб был и нашим освободителем. Он разбил кололо и позволил нам, луйя, иметь собственных правителей, моих предков.
Поблагодарив литунгу, я прошу его объяснить происхождение названий «лози» и «Бароце».
— Да, действительно, с этими словами много путаницы. Мой народ называет себя «луйя». Так почему же Бароце? Пришлые историки выдумали, что это слово произошло от названия «бахуротсе», первых завоевателей моей земли.
— Это было южноафриканское племя? — спрашиваю я.
— Бахуротсе — бечуанский клан, который и сейчас живет в Ботсване. Бахуротсе созвучно с Бароце, но мы связываем возникновение названия своей страны со второй волной пришельцев — ордами племени кололо. Их переселение тоже было вызвано войнами Чаки. Не уверен, знаете ли вы о том, что писал ваш Энгельс о Чаке?
— Энгельс писал, что вооруженные только копьями и дротиками, под градом пуль, зулусы не раз расстраивали ряды английской пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, и даже опрокидывали ее…