Сага

Разговоры возобновляются. Беатриса хочет второго ребенка, Огюст колеблется, остальные пытаются его убедить. Второй ребенок… Вот она, настоящая жизнь! Бесповоротное решение, недели надежд, месяцы хлопот, невероятная подготовка, моральное и психологическое напряжение — без всего этого не обойтись, чтобы кого-то создать. И этот кто-то проживет в среднем лет семьдесят пять. И его жизнь, разумеется, будет всего лишь чередой мелких ритуальных шажков, и дурных, и хороших. Никакой невыносимой тайны, никакой лихорадочной и безысходной любви, ни вселенского героизма, ни фантастических приключений, только жизнь, прожитая день за днем. Вот ЭТО и есть создание персонажа. В единственном крике этого ребенка будет больше реальности, чем во всей несусветной чепухе, которую нагородило мое воображение.

— Скоро к столу, надо уложить малышей.

— Марко, хочешь этим заняться?

— Простите?

— Не каждый же вечер у нас сценарист в доме. Я уже не знаю, что им еще придумать, чтобы они заснули.

— Ну давай какую-нибудь коротенькую сказочку… Для тебя же это раз плюнуть.

Все четверо хохочут.

— Я не умею. С ребятишками у меня не очень-то…

Меня насильно затаскивают в детскую. Оказываюсь в потемках, на краешке кровати. Из-под одеяла торчат две белокурые головки с широко раскрытыми глазами.

— Ждем тебя к закускам, — шепчет Жюльетта, закрывая дверь.

Ловушка. Роюсь в памяти, выискивая смутные воспоминания о принцессах, поросятах и больших нехороших волках. И на ум ничего не приходит. Четыре больших глаза ждут. Лес? Замок? А это хоть что-то говорит нынешним детям? Со своими льняными кудряшками они похожи на ангелочков, которым ничего, кроме баю-бай, не надо. Как же. На самом деле это безжалостные машины для потрошения плюшевых игрушек, уже разогнавшиеся на японской электронике, чтобы влететь в третье тысячелетие. Принцессы никого уже не интересуют, кроме моей приятельницы Матильды. Но у меня, быть может, есть последний шанс надуть их, состряпав что-нибудь новенькое из старья. Причем не слишком напрягаясь, чтобы драгоценные пробки не перегорели. Я почти уверен, что «Основной инстинкт» эти малявки еще не видели.

— Жила-была в красивом замке на берегу моря одна прекрасная белокурая дама…

* * *

Как можно осторожнее закрываю дверь и бесшумно спускаюсь по ступенькам. Думаю, что выкрутился неплохо. Героиня Шерон Стоун стала у меня своего рода колдуньей, сводившей с ума всех, кто к ней приближался. Шило для колки льда превратилось в волшебный кинжал, а сыщик Майкла Дугласа — в доблестного рыцаря, одолевшего колдунью. В гостиной громкий разговор. Я честно заслужил свою тарелку с цыпленком карри и бокал красненького. Лестница скрипит, я иду на цыпочках, не хватало еще, чтобы мелюзга проснулась и мне пришлось бы рассказывать «Заводной апельсин». Похоже, там внизу изрядно веселятся.

— Наверное, кучу бабок огреб за этот сериал.

— А почему Шарлотта ушла, так никто и не знает?

— Выглядит он неважно.

Я резко застываю на ступеньке с поднятой ногой.

— Вы молодцы, что пригласили его вместе с нами.

— И как раз в четверг вечером.

— У меня это единственный свободный вечер, а знаете почему? Министр остается дома, чтобы не пропустить серию. Завтра утром будем обсуждать в машине.

— Из Баха в магазине только это и продаем. Люди даже «Искусство фуги» не спрашивают, им подавай ту музыку, что крутят в «Саге» по четвергам. Пришлось даже отдельные прилавки поставить.

— У нас то же самое. Вы не представляете, сколько теток хотят себе платье, в котором была Эвелина! А соплячки себя за Камиллу принимают… все требуют куртку с бахромой в стиле семидесятых и к ней черную ленточку.

— Да, помню, бабули носили такое на шее.

Сажусь на последней ступеньке.

— В лицее настоящий бардак. Заранее знаю, завтра мне не меньше четверти часа понадобится, чтобы их утихомирить. И не только в пятых, в выпускных еще хуже. Все хотят знать свой коэффициент интеллекта, считают себя вундеркиндами. Как-то пришлось устроить лекцию по сюрреализму, потому что Камилла процитировала одну фразу из Бретона, сейчас уже не упомню…

— «Вы, незрячие, подумайте о тех, кто видит».

— В программе этого нет, пришлось что-то плести на ходу.

— Реклама кончается!

— Сделай погромче, зайка.

— Какого черта он там застрял наверху?..

Мне удается схватить свою куртку и бесшумно выскользнуть в прихожую. Закрываю за собой дверь в тот самый миг, когда музыка Баха неспешно расползается по квартире.