Сага о йорге (СИ)

   - В детстве я не любил школу, - рассказывала Брета. - Я учился в программе восьмой категории. Полдня сидишь дома, тебя через ментальные каналы накачивают знаниями. Потом съезжались в одно место, на обязательные так называемые "перемены", "для живого общения, физических игр и спорта". У нас группа - сорок человек, все - разные. Все, конечно же, говорили о программах, ментальных играх, хвастались новыми девайсами и достижением уровней. Мне было сначала трудно разговаривать вживую, - не мысленно, как в мэмореальности, а звуками, голосовыми связками, раскрывая рот. Это когда вот так начинаешь складывать слова, как пазлы в предложения - корявые и бестолковые; выдаешь их - и слышишь в ответ такие же. Все фиксируется и оценивается программой, потом куча рекомендаций... А мне было скучно. По вечерам я сидел в "Пантеоне". У меня по основному психотипу - Белый воин, девятнадцатый уровень...

   - Как тебя звали? - спрашивала Вигдис.

   - Я же сказал - Белый воин... - нехотя откликалась Брета, летая где-то там, где взметнулись ввысь небывало высокие хейдрики, там, где над саванной выходит огромное солнце, а по небу летят дивные розовые птицы. - Я был в игре Белым воином.

   Плакали от холода черные бока скал, трещал огонь, пещера полнилась духом животных, копошились свиньи. Обитатели гарда - грязные, закопченные, в рванье и шкурах, слушали бред, который несет их соплеменница вполуха. Тронулась, точно - тронулась головой Белая. Как Ульрих Унмаген из поселка. Отчего она говорит о себе, как о мужчине, будто она - это "он"?

   Вигдис молчала, смотрела в огонь, словно видела там нечто только ей видимое.

   - Мы никак не могли пройти Девятнадцатый. У меня была команда - шесть человек, все - Белые воины. Тянули друг друга, выручали из беды. Как-то наши противники захватили игроглойс Марка, одного из моей команды. Так мы все скинули бонусы, скатили на два уровня, чтоб выручить парня... Главное - выручать товарища из беды и защищать справедливость. Иначе зачем тогда вообще жить?

   Вигдис отвлеклась от огня и внимательно посмотрела на Брету. Отблески пламени играли у хьярнки на лице и в оживших, загоревшихся глазах. И все лицо, вся фигура Бреты как будто ожила, стала другой. Едва ли кто-то сейчас сказал, что Брета - безликая тюленья туша с непропорционально маленькой головой. Беременность, конечно, сгладила и смягчила ее и без того неяркие черты. Но белобрысая девчонка словно засветилась изнутри, словно все то, что она пережила, смыли ее безликость. Теперь из Бреты словно смотрел кто-то другой; появилась некая одухотворенность и глубина.

   - А сейчас кем ты была? - снова спрашивала Вигдис. - Какое твое имя?

   - Я не помню... Не могу вспомнить, неважно. Мне больше всего нравилось быть Тором, - рассказывала дальше Брета. - Я словно чувствовал весь мир: и людей, и животных, и птиц, и горы, и океаны. Вот так летишь над землей и видишь - кругом леса и поля, реки - как ленты, и горы. Моря синие. И чувствуешь, что это все - у тебя за спиной, это твое, родное, а ты - будто стоишь на границе между светом и темнотой, встречаешь грудью мерзких тварей, наползающих из тьмы... И нет в мире такой силы, которая заставит тебя отступить. Потому что смысл жизни - защищать Добро.

   Над скалистым островом бушевала непогода. Темнота обступала и дышала холодными сквозняками в спины двум десятками свободных хьярнов, рабов и полукровок, женщинам и мужчинам, вечно голодным и грязным обитателям крошечного острова в мире номер... двадцать, или двадцать один, собравшихся возле костра в пещере. Стояли долгие зимние ночи.

   8. Роженицы

   Марга после наказания смолой затаилась и затихла. Многие в гарде ожидали, что вот сейчас бешенная саарка выкинет что-нибудь такое, что заставит всех вздрогнуть, станет мстить. Боялись? Конечно, боялись! Нет ничего более опасного загнанной в угол крысы или змеи. Лицо Марги в маске из тряпок, на котором из прорезей полыхали шальные от боли и ненависти глаза, весь ее облик напоминал ожившего мертвеца, мегера - одну из черных теней Лурку. Ждали, предчувствовали - добром это не кончится. Даже Вигдис, когда Черная приближалась, отчего-то делала непроизвольное движение рукой к поясу - там, где у великанши всегда был наготове ванкогг.

   Но ничего не произошло. Месяц, другой - уже и весна. Неистовая южанка, видимо, сломалась: будто на костер плеснули холодной водой - зашипело, задымило - и все, остались только черные угли. Мир-остров каждый раз напоминал о себе, сжимая кольцо на шее, жестоко и безжалостно бил кулаком в лицо, загоняя в дерьмо - сидеть! Не вылезай! Стояла на страже великанша- медведица Вигдис, и ее подручные Сама и Керлин - только попробуй, рыпнись еще! Однако, наверное, главным, что успокаивало и не давало разбушеваться Черной баронессе была поздних сроков беременность.