Сага о Кае Лютом

Но думал я не о сторхельтах и не о будущем сражении, я думал о замершем море под собой. Правда ли там спит бог-предатель? И лишь его дыхание согревает воду, от чего тают льды? Где его голова и где ноги? Наверное, голова лежит к югу, раз там раньше сходит снег. Хотя сейчас чудилось, будто я чувствую Хагрима через ледяную и водную толщи. Будто он смотрит на меня со дна пропасти и медленно выдыхает тяжелый воздух. Иначе почему лед вокруг меня стал таким теплым? И ветер не резал кожу острыми порывами, а нежно гладил, точно весенний бриз. И хотя уже стемнело, я будто сидел под лучами жаркого годрландского солнца. Скинул меховой плащ, снял шапку и рукавицы и смотрел, как плавится в ладони обломок льда.

Тудум!

Гулко ударил бодран.

Тудум!

Звонко зажурчали весенние ручьи.

Тудум!

Захрустели ветки под чьими-то шагами.

Я по-прежнему сидел на льду, и вокруг не было видно ни души. Лишь слышалась рунная сила конунговых посланцев, что ждали неподалеку. Так откуда же бодран? Где ручьи и ветки?

Тудум!

Гулко ударило сердце.

Тудум!

Забурлила кровь в моих жилах.

Тудум!

Захрустели мои кости, наливаясь небывалой силой.

Я перешагнул третий порог. Я стал сторхельтом!

Удар кулаком, и по льду поползла глубокая трещина. Хорошо! Мне было хорошо! Будто до этого дня я сидел в тесной скорлупе и лишь сейчас сумел выбраться наружу. И воздух изменился на вкус, и цвет ночного неба стал ярче, и холод приятно щекотал кожу.

Может, и впрямь люди, что не сумели дойти до пятнадцатой руны, лишь беспомощные и жалкие яйца, укрывшиеся под теплым покровом богов? Может, мы начинаем жить, лишь когда получим достаточно силы? А каково будет, если дойти до двадцатой руны? Наверное, тогда едва вылупившийся птенец оперится и взлетит в небо!

Я просидел на том месте до самого утра, всё никак не мог насытиться этим воздухом и яркими красками утренней зари. Затем встал, перекинул ненужный более плащ через плечо и вернулся к своим провожатым.

Гейр кивнул, приветствуя теперь равного себе. Стиг махнул рукой, мол, пора двигать обратно, к херлиду.

Конунг, едва мы вернулись, спросил, поменялось ли что в моем даре. Единственное, что я пока мог понять, — моя поляна раздалась вширь, и теперь там могло поместиться столько костров, что даже все Северные острова не смогут переполнить ее.

— Хорошо, — сказал Рагнвальд. — Дадим тебе еще несколько рун. До двадцатой вряд ли доберешься, но еще две-три успеешь получить.

Я недовольно нахмурился. Снова вот так? Убивать распятых на льду тварей?

— Нет, — вдруг возразил невесть откуда взявшийся Фродр. — Больше нельзя!

— Почему? — удивился конунг.

— Не тот путь. Нельзя!

Высокий тощий Фродр стоял напротив Рагнвальда и упрямо сверлил его единственным глазом. Я уже не мог разглядеть в этом Мамировом жреце своего старого друга. Он будто и впрямь исчез вместе с прежним именем. Фродр больше походил на бриттландского Ворона, на Эмануэля или на Однорукого, чем на себя самого.

— Я прислушиваюсь к словам Мамира, что говорит устами своих жрецов, — медленно сказал Рагнвальд, — но даже Однорукий не указывает мне, что делать.

Фродр тряхнул головой, и костяшки в его волосах радостно защелкали:

— Не тебе говорю, не тобой и услышано.

— Кай? — Беспечный перевел взгляд на меня.

— Сделаем так, как сказал Фродр, — тут же отозвался я.

— Это неразумно. Чем больше рун, тем…

— Богам лучше знать.

Мы продолжили идти и собирать людей, и херлид с каждым новым хирдом замедлялся. Каждый вечер я садился и всматривался в огни своей стаи, пытаясь угадать, что же изменилось в даре. Огней нынче было так много, что я не мог разобрать, где кто. Я слышал отголоски ульверов, чуял, где они и как мы к ним приближаемся, знал, что были еще смерти, но никак не мог дотянуться до них и понять, кто же умер.

Со мной пытались заговорить некоторые воины, чтобы разузнать побольше о стае и понять, как ухватить отдельные дары, только я не отвечал и даже не смотрел на них. Кого-то это разозлило, кто-то посчитал, что юнец, отхвативший столько почета, слишком заважничал, но они всё равно не могли ничего с этим поделать. К тому же Гейр всегда был где-то неподалеку, а ссориться с самым сильным воином Северных островов никто не хотел.

И я все же сумел разобрать кое-что. В какой-то момент я взмыл над своей поляной и охватил всю стаю разом. Сразу углядел ульверов и дельфинов, увидел и горящие, и уже потухшие огни. Я даже подлетел к своим хирдманам и понял, кто из них нынче сражается, а кто отдыхает после дозора. На моих глазах один огонь погас. Это был Офейг, Оуфейгюр Бессмертный. Единственный воин с Туманного острова, кто вошел в хирд, не считая Аднтрудюра. Тот, кто ходил еще под Альриком. И я ничего не смог сделать. Сила и дары всего херлида тоже не помогли. С какими же тварями сражаются нынче ульверы?