— Слышала, что на Северных островах главная ценность — земля, на которой можно хоть что-то взрастить. Я могу дать твоим людям землю — хорошую, богатую, а тебе — деревню или две. Перевезешь родителей, жену с сыном, купишь скот, построишь дом… А если хочешь иного, так стань воеводой. Будешь вторым человеком в княжестве после моего мужа. Отдам всех воинов под твою руку, будешь водить не пять-шесть десятков, а пять-шесть сотен.
Я едва успевал слюни подбирать. Много доброй земли, деревни, свой двор — чем плохо? Да только если б я того хотел, так остался бы в Сторбаше, помогал отцу, а после его смерти занял бы его место. Поди, лендерман на Северных островах — тоже не последний человек. А воеводой… Это княгиня сейчас так говорит, а вернется ейный муж с другим воеводой и погонит меня. Стыд! К тому же конунг Рагнвальд тоже звал меня в свою дружину, пусть не воеводой, не хёвдингом, но тоже не простым воином. И это я еще хельтом тогда не был. Сейчас, может, и хёвдингом позовет.
И с чего вдруг княгиня стала так любезничать? Ну прогнал коняков, так с этим бы любой справился.
— А ты, Мирава Чеславдоттир, хитра. Никак рассказали тебе что-то о битве в Вениборге?
— Вениборг, — улыбнулась она и вернулась на прежнее место. — Хорошее название для Звениславля. Рассказали. И Смоленецкому княжеству нужен воин с таким даром.
— Каким «таким»? — прищурился я.
Уж не сболтнул ли кто из моих хирдманов? Да не, когда бы успел? Значит, кто-то глазастый и смекалистый, скорее всего, из тех воинов, что ехали с Одинцом. Я особо не приглядывался, так что мог и не заметить, как на одного человека стало меньше.
— Таким, что хускарла делает хельтом, а хельта — чуть ли не сторхельтом. Что бы ты ни выбрал, я не обижу тебя ни золотом, ни милостью, ни вниманием. Сама Масторава привела тебя в мое княжество в столь трудный час.
— Хочешь, чтобы я оборонял княжество от коняков… А ну как они отступят? Зачем тогда держать слово, давать золото и земли? К тому же князь мне ничего не обещал. Вдруг он не захочет выполнять обещанное женой? Скажет, что ты всполошилась почем зря. И что тогда?
Всё напускное радушие слетело с княгини, и теперь я видел перед собой обычную перепуганную бабу.
— Не отступят. Им некуда отступать.
— Почему?
Мирава замялась, не решаясь ответить. Но я уже полностью опомнился, стряхнул сытую дремоту и насторожился. Неспроста ведь княгиня предлагает так много случайному хёвдингу, пусть даже с особым даром!
— Всё равно согласия не дам, пока не услышу всю правду.
— Хорошо, — она утерла выступившие слезы. — Где-то там, далеко на востоке, где коняки жили прежде, вдруг появились твари. Много. Коняки отбивались сколько могли, а потом пошли сюда, на запад. Говорят, поначалу они отстраивали дома на новых местах, но потом перестали. Теперь всё добро они возят с собой. Возвращаться им некуда, там всё заполонили твари. Вроде бы стоит их пожалеть, но не можем мы пустить коняков к себе — сейчас к живичским землям подошли самые быстрые воины и самые жадные племена, а за ними следует огромная орда, тьма! Если бы их было немного, мы могли бы принять их, дать землю, дать место для выпаса лошадей. Но коняки — как саранча — идут и пожирают всё на своем пути. А за ними идут твари.
Последних слов княгини я толком и не слышал.
Как же так? Неужто близится конец мира? Неужто Бездна поглотит все земли, пожрёт и нордов, и сарапов, и живичей, потом дотянется до богов? И наш небольшой островок, беспомощно болтающийся в море Бездны, как некогда говорит Тулле, уйдет под воду?
На юге, у сарапов, Бездна вырвалась несколько десятков лет назад. У нас, на Северных островах — зиму назад, если не считать тот первый случай. На востоке, у коняков, это случилось уже давно. И скоро люди будут сражаться друг с другом за последние крохи земли, еще не поглощенные Бездной.
Я резко встал:
— Благодарю за баню, стол и славную беседу, княгиня Мирава, да только не могу я остаться и служить тебе. Когда мы уходили с Северных островов, там тоже случилась беда, и может так статься, что твари начнут теснить нас. Я запомню твои слова, и коли мы не выстоим, я приду сюда, в Смоленецкое княжество, попрошусь под твою руку и буду служить верой и правдой. Если примешь, конечно.
Княгиня тоже поднялась, бледная, с покрасневшими глазами, но снова величественная и гордая:
— Кай Эрлингссон, я услышала твое слово. Пусть будет так. Буду молить богов за твою семью, надеюсь, что мы сумеем дождаться.
Больше говорить нам было не о чем. Мирава передала мне оговоренную плату, позвала девку, и та отвела меня к ульверам.
Хирдманы вовсю пировали, ели-пили, щупали баб. Я заметил, что мои банные девки были покрасивше и помоложе, и стол у княгини был побогаче. Сперва я хотел позвать Тулле, Живодера и других парней, чтоб рассказать им о коняках и Бездне на востоке, но передумал. За одну ночь ничего не переменится, пусть погуляют вволю, отдохнут.
Мне же что-то не веселилось. Так что я прошелся вдоль стола, с кем-то выпил, с кем-то перекинулся парой слов, кого-то хлопнул по плечу, а потом ушел в отдельную опочивальню.