Сага о Хельги

Жечь и калечить людей свободных сын Трюггви пустился
Нету пощады тому, кто старым богам молился.
Разбоями и грабежом сыскал он худую славу.
Хотя и конунга сын, стал конунгом он не по праву.
Конунгу дани не слал ни с Ромерике, ни с Викена —
Долго ли будет терпеть то поношенье владыка?

Когда Хельги произнес последние слова, увидел он, как покраснел Свейн и как он рукой начал искать рукоять меча. Затем Хельги сказал:

Привычный к служанкам в хлеву, рукой оскорбил королеву.
Сын не простит ему мать, не будет границ его гневу!

При этих словах Сигрид побледнела и с яростью посмотрела на мужа.

Закончил свой нид Хельги словами:

Свободных людей под ярмо задумал сын Трюггви поставить, Но спор не закончен о том, кто будет в Норвегии править.

И когда он произнес их, то все мужчины в палате, кроме Сигвальди, вскочили на ноги и закричали. И Хельги слышал слова Свейна:

– Не пройдет и года, как я верну себе свои владения в Норвегии!

А Олаф Шведский громко сказал:

– И я помогу тебе, Свейн, и отомщу за мать. В том мое тебе слово.

И ярл Эйрик сказал:

– Свою клятву я дал давно, но знаю теперь, что пришло время ее исполнить.

И лишь Сигвальди промолчал.

Ярл Эйрик подарил Хельги золотое кольцо, а Сигрид пожаловала ему серебряный браслет с драконами тончайшей работы из Сёркланда. Пусть Хельги носит его сам или отдаст жене, как он сам решит, сказала она.

Хельги вернулся на свое место рядом с Кетилем, и вскоре пир продолжился, как и прежде, и нескоро еще Хельги заметил, что места за почетным столом пустуют. Он толкнул Кетиля и показал ему, что на месте конунгов и ярлов теперь разговаривают лишь их жены. И то без Сигрид. Но Кетиль покачал головой и тихо сказал:

– Разговоры о будущих битвах – не для шума пира. Сейчас наши правители торгуются, и каждый, кроме ярла Эйрика, норовит поменьше дать, да побольше получить. Хотел бы я знать, удастся ли им уговорить Сигвальди. Точнее, посулить ему столько, чтобы он сдержал свою клятву.

Хельги сказал:

– Готов побиться об заклад, что Сигвальди не выступит против сына Трюггви. У него не хватит духу для этого.

Однако не успело солнце еще пройти с юга на юго-запад, как Хельги и Кетиля позвал слуга ярла Эйрика. Они пошли за ним и очутились в маленькой светелке, где не было окон, а только две двери. Слуга знаком попросил их подождать, отворил дверь и сказал:

– Я привел их, господин.

Послышался голос ярла Эйрика:

– Пусть войдут.

Кетиль вошел первым, а Хельги последовал за ним. В покоях ярла было светло, и Хельги сразу увидел стол, за которым сидели Эйрик и Сигвальди. Ярл велел им подойти поближе:

– Скальда ты знаешь, Сигвальди, – сказал он. – А второй – это Кетиль сын Гудбранда Белого. Обоим я доверяю, как себе. Когда придет время, я пришлю их к тебе, и говори с ними, как со мной самим.

– Я узнаю их в любом обличье, – ответил Сигвальди.

Потом он снял с правой руки простое серебряное кольцо в виде змеи, кусающей свой хвост. Кольцо без драгоценных камней и тонких узоров.

– Возьмите это кольцо и отдайте моим людям, когда придет время найти меня.

После этого ярл сказал Кетилю и Хельги, что они могут идти, но хранить в тайне то, что видели и слышали здесь. Те поклялись и вышли.

И Хельги спросил:

– Мы поклялись хранить тайну, но о чем? О том, что Сигвальди теперь узнает нас?

Кетиль ответил:

– Тайна в том, что оба ярла теперь связаны чем-то настолько, что должны посылать друг к другу посланцев в чужом обличье. И теперь я верю, что не помогут сыну Трюггви его корабли. Хотя и молю богов, чтобы нам удалось встретиться с его людьми в честной битве.

Хельги хлопнул себя по лбу:

– Следовало бы мне быстрее это сообразить. Но снова я благодарю тебя за науку, Кетиль Гудбрандсон.

– Верю я, что и ты в своих странствиях сможешь увидеть высокие стены Миклагарда. Тогда эта наука тебе пригодится. А хитрости наших вождей слабы по сравнению с тем, чем живут ромеи.

Они отплыли обратно на следующее утро, а перед этим Хельги сходил повидать Кнута, полугодовалого сына Свейна. Он посмотрел, как сын конунга играет со своими няньками, и подарил ему свистульку, что сам вырезал из ветки березы. Кетилю он сказал, что делает это из благодарности Гунхильд, что была добра к нему в их прошлый приезд. Кетиль сказал, что небольшая вещица из дешевого серебра, по его разумению, вряд ли может называться щедрым приемом, но что ему тоже немного жаль Гунхильд, потому что она красиво пела, часто улыбалась и у нее была большая грудь.