Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод, комментарий

Произведения такого рода, считает М. Кормак вслед за Дж. Джохенс[291], выполняли в древнеисландском обществе дидактическую функцию, в частности пропагандировали моногамный брак[292]. Не отрицая подобного влияния, которое могли оказывать на слушателей или читателей средневековья рассказы о недопустимости «неподобающих сексуальных отношений» (смотри, например, строфу 115 «Речей Высокого»), я не вижу возможности ограничиться, как предлагает М. Кормак, такой интерпретацией этого материала. Мне представляется, что задача, которую ставил перед собой автор «Саги об Ингваре», вводя в свой сюжет этот материал, была более широкой.

Языческие женщины (при том, что они, бесспорно, играют в сюжете важную роль) выступают в саге не столько в своей женской сути, но более всего являют собой инструмент козней дьявола, который при помощи «сосуда греха» пытается поколебать твердость веры и устойчивость в послушании скандинавов-христиан и, сбив их с истинного пути, забрать к себе души некоторых из них. В кратком рассказе об их появлении в лагере сразу после боя автор дает понять, что это не обычные женщины. Описание их поведения, «завлекающего» воинов, эпитет, которым наделяет их автор устами Ингвара, говоря, что их следует остерегаться, «как самых ядовитых змей», указание на то, что «из-за их дьявольского колдовства» люди не смогли устоять перед ними, – это комплекс знаков, которые читатель получает от автора, свидетельствующих о том, что наряду с основным содержанием здесь наличествует еще и подтекст.

«Коварство» женщин (если использовать термин из приведенной ранее 84-й строфы «Речей Высокого»), ставшее испытанием для людей Ингвара, является главным испытанием и для него самого. Удержавшийся от соблазна и прогнавший от себя «самую знатную женщину», Ингвар не смог оградить от искуса своих людей, и поэтому часть вины лежит и на нем. «Мы поражены этой смертельной болезнью по справедливому Божьему суду», – говорит он в своих предсмертных словах. Он знает, что для того, чтобы искупить свою вину, он должен умереть и с его смертью болезнь в войске тотчас прекратится. Мы можем полагать, что вина Ингвара заключается в его недостаточной твердости: ведь дьявол, который через участвовавшего в походе язычника Соти поведал Ингвару о его возможной гибели (И‑10), предупредил его тем самым, что он станет искушать людей, и лишь от них самих зависело, смогут ли они справиться с кознями дьявола. Дидактическая направленность данного эпизода очевидна: грех непослушания своему наставнику (а именно таковым предстает Ингвар по отношению к своим людям, неоднократно пытаясь оградить их от возможной беды своими запретами на контакт с язычниками и особенно с языческими женщинами) ведет к трагедии.

В саге, как кажется, поставлен более широкий круг проблем, чем отмечает М. Кормак: искушение и стойкость, грех и добродетель, вина и искупление, безверие и вера и, наконец, язычество и христианство. Этот комплекс понятий, неразрывно связанных между собой и находившихся в фокусе интересов раннехристианских исландских авторов, находит отражение в «Саге об Ингваре», подчиняя себе составляющие ее сюжет композиционные элементы.

Вернемся к сформулированному ранее вопросу о том, на каком этапе своего развития относительно устойчивое в восточных источниках сказание о женщинах, погубивших отряд скандинавских воинов, трансформировалось в рассказ, который, как мне представляется, мы имеем достаточно оснований назвать рассказом о язычницах, вводящих воинов-скандинавов в грех по наущению дьявола. Едва ли подобные изменения (включающие оппозицию по конфессиональному признаку «христианство – язычество»; выделение одного мотива – запрет на контакт с языческими женщинами – и его множественный повтор в тексте; замену обыденных причин эпидемии – фруктов или даже яда, отмеченных в восточных источниках, на колдовские чары; введение мотива гибели главного героя как испытания твердости его веры) могли быть последовательно реализованы и зафиксированы в период бытования рассказа в устной дружинной традиции, поскольку после официального введения христианства значительная часть скандинавов продолжала придерживаться в основном языческих верований. Однако можно, как представляется, достаточно обоснованно утверждать, что систематическая переработка устного рассказа о гибели отряда норманнов на востоке от эпидемической болезни происходит в период создания письменного текста «Саги об Ингваре» в клерикальной или монастырской среде.

Дидактическая легенда, рассказанная дьяволом

Рассказ о коварстве женщин и их роли в погибели отряда скандинавских воинов представляет собой один из сюжетов Похода Ингвара, дидактический смысл которого ясно проявляется лишь при суммарном рассмотрении всех эпизодов, рассредоточенных по тексту и проанализированных в совокупности с замечаниями автора. Однако в этой части саги есть и цельное сказание – притча, которую рассказывает дьявол[293].