Сага об исландцах

В то же лето епископ Магнус, по повелению архиепископа Торира[540], выехал из страны.

Стурла сын Сигхвата летом оставался в Долинах, и боль в его ноге со временем пошла на убыль. Он держал на хуторе немного народа и вел себя спокойно.

76. О бесчинствах людей епископа и убийствах [541] .

Епископ Гудмунд сидел у себя в усадьбе на Пригорках, пока жители Нагорного Фьорда, по совету Кольбейна, не прогнали его прочь. [1229–1231 гг.] Тогда он двинулся на север и ехал по округам, надолго не задерживаясь на хуторах, пока не прибыл в Жилой Залив к Гудмунду Викингу Жилого Залива. В это время при епископе было много людей, и народ подобрался беспокойный. Тогда епископ посадил сыновей Хравна, чтобы они не давали его людям красть[542]. Затем те присоединились к епископу; жили они в то время у Кольбейна на Дворе Греньяда[543].

И в день, когда отряд должен был покинуть Жилой Залив, братья сели перед отрядом и не позволили никому выехать, прежде чем они обыщут всех до единого, не исключая самого епископа. Тут обнаружилось много вещей, принадлежавших бондам, и каждому было отослано то, что ему причиталось[544].

Оттуда епископ едет к Секирному Фьорду и взимает там у многих людей десятину китовым мясом; так набирается много припасов, кита и солонины. Все это отвозят на Двор Скорняка и развешивают на хуторе.

На этом хуторе жили сын с матерью, Йон и Гудлейв. Епископ со своим отрядом прибыл к ним на пост перед йолем и задержался почти до великого поста. К этому времени припасы иссякли, и бонды опасались, что скоро начнут запускать руки в их добро, и пошел ропот.

Тогда епископ съехал со Двора Скорняка и двинулся по Ледниковой Реке на запад. Он гостил на Мысе Ключей. Там они плохо уживались с бондами; были наезды в округе и стычки. Оттуда они отправились к Предгорью.

И вечером, когда епископ пошел спать, а те, кто этого хотел, — в баню, в покоях затеяли танец. На поперечной скамье сидел священник Кнут[545], а свет зажгли ближе к дверям. В это время из бани вышел Йон сын Бирны; он был в банной шапочке и холщовых одеждах.

Йон подошел к Кнуту и сказал:

— Хотел бы я, чтобы мы перестали задирать людей и оставили безобразия, с которыми мы разъезжаем. Мы и так в долгу перед епископом за его благодеяния, даже когда мы не сеем смуту, будучи в его свите.

— Я отнюдь не больший негодяй, чем ты, — сказал Кнут, — хоть я и человек вспыльчивый.

И тот же миг из тени выскочил служка Кнута и нанес Йону большую рану в плечо. Йон отбросил секиру себе за спину, и мальчишка был легко ранен. Затем их развели, и Йон слег с ранами[546].

А епископ выехал с Предгорья и поехал по кручам вместе с теми своими людьми, кто был покрепче; немощных погрузили на корабль и перевезли к мысу. Епископ ехал, не останавливаясь на хуторах, пока не прибыл на Кустарниковый Остров. Там к ним присоединился Йон. Пост к этому времени подходил к концу.

С Кустарникового Острова епископ выехал во Фьорд Олава; вместе с ним отправилась большая часть отряда. А Кнут и несколько человек с ним, у которых были свои дела, поехали в Скобленую Долину: оттуда Кнут собирался ехать к началу фьорда по пустоши.

Накануне Мессы Бенедикта [21 марта 1231 г.] епископ гостил на Дворе Тородда. А вечером после еды, епископ остался в доме, но многие его люди вышли на выгон. И те, кто стоял там, увидели, как Кнут проезжает пустошь и направляется к хутору.

Они сочли разумным, — хотя это, скорее, было верхом неразумия, — дать Кнуту проехать по тропе на выгон, лежавшей между церковным двором и снежным заносом, который образовался зимой. Вот часть их стала на церковном дворе, а часть расположилась за сугробом. Случилось, как они и предполагали, и Кнут въезжает на тропу между ними, не ожидая нападения со стороны. Он всегда ездил с оружием, ибо он был человек неуживчивый и не имел должности. Тут Йон бьет его сзади по стальному шишаку, и шишак съезжает Кнуту на лицо. Тогда Йон снова бьет его ниже затылка, и Кнут сразу упал с коня бездыханный, ведь на секире остались мозги.

Тут люди вбежали в дом и сообщили епископу, что сражен только что прибывший Кнут. Епископ сидел в отхожем месте и выслал вместо себя священника Кетиля. Тот выскочил во двор и крикнул, чтобы собаки отошли прочь, ибо они уже собирались отрубить мертвецу палец, чтобы стащить с него золотой перстень, но еще не успели этого сделать. Затем тело обмыли и на следующее утро захоронили.

А вечером, в день, когда случилось убийство, бонд говорит епископу, что, если ему угодно, баня для него готова.

Епископ отвечает:

— Мои люди уже устроили мне баню и отблагодарили меня за кров этой зимой.