Независимо от того, насколько правдива история об угре из Брантевика, факт остается фактом: угорь может доживать до очень преклонных лет. Самый старый угорь, возраст которого почти доподлинно известен, был пойман в Хельсингборге в 1863 году двенадцатилетним мальчиком по имени Фриц Нецлер. Угрю было тогда года два от роду, он был маленький и тоненький, длиной менее сорока сантиметров. Он только что прибыл после долгого путешествия из Саргассова моря. Преобразившись из стеклянного угря в желтого, он вошел в пролив Эресунн, а далее в ручей Хэльсубеккен, который в те времена протекал прямо через парк в центре Хельсингборга. Там, едва он проделал путь в пару сотен метров, его поймал Фриц Нецлер. Фриц дал угрю кличку Пютте и держал его в небольшом аквариуме в своей квартире в Хельсингборге. Там угорь становился старше, но не рос в длину. Годы шли, а угорь оставался в своем юном состоянии — тоненький, длиной менее сорока сантиметров.
Когда Пютте было около двадцати лет, умер отец Фрица Нецлера, которого тоже звали Фриц и который был в этом городе врачом. На какое-то время угорь и его хозяин расстались. Пютте в своем аквариуме переезжал из одной семьи в другую. Предположительно он жил какое-то время в Лунде.
В 1899 году, в возрасте около сорока лет, угорь снова вернулся к Фрицу Нецлеру — младшему, к тому времени взрослому мужчине, который, как и его отец, стал врачом. Угорь был по-прежнему тоненьким и не длиннее сорока сантиметров, а после долгих лет, проведенных в тесных аквариумах в темных квартирах, у него, как у его собрата из Брантевика, глаза стали непропорционально большими. Говорят, что Фриц кормил его с рук мясом или рыбой. А особенно охотно угорь ел маленькие кусочки телячьей печенки.
Со временем угорь, конечно же, пережил своего хозяина. Пютте было уже почти семьдесят, когда Фриц Нецлер — младший умер. Это произошло в 1929 году, и, после нескольких лет жизни у очередной семьи в городе, в 1939 году он был передан в дар музею Хельсингборга. Там Пютте в конце концов умер — судя по расчетам, в возрасте восьмидесяти восьми лет. Это произошло в 1948 году.
Сегодня чучело Пютте хранится в одном из фондов музея. В музейном каталоге можно прочесть, что этот экспонат представляет собой «угря Пютте в аквариуме с крышкой, где находится угорь в жидкости, а также камни». Ширина аквариума составляет пятьдесят сантиметров. Сам Пютте — вернее, его чучело — тридцать восемь сантиметров в длину.
Таким образом, Пютте, с большой вероятностью, дожил почти до девяноста лет, однако по человеческим меркам оставался подростком. Как и угорь из Брантевика, он не только на всю жизнь сохранил необычно маленький размер — Пютте не пережил последнего превращения в половозрелого серебристого угря. И это указывает на еще одну загадку в вопросе об угре. Откуда угрю известно, когда ему пора проходить свои метаморфозы? Как угорь узнаёт, что жизнь заканчивается и его ждет Саргассово море? Какие голоса сообщают ему, когда пора отправляться в путь?
Очевидно, что все это не случайность. Сколько бы лет ни было угрю, он, похоже, в каком-то смысле может остановить старение. Когда того требуют обстоятельства, последнее превращение отодвигается. Если угорь не на воле и не может отправиться в Саргассово море, то он не проходит последней метаморфозы, не превращается в серебристого угря и не достигает половой зрелости. Вместо этого он терпеливо ждет — десятилетие за десятилетием, — пока возможность не представится или же пока искра жизни в конце концов не угаснет. Когда все складывается не так, как хотелось бы, угорь переводит жизнь в режим ожидания, откладывает ее движение. И может ждать почти сколь угодно долго.
Когда в восьмидесятые годы XX века в рамках исследования, проводимого в Ирландии, выловили большое количество половозрелых серебристых угрей, обнаружилось, что возраст рыб, направлявшихся в Саргассово море и находившихся, таким образом, на последней стадии жизненного цикла, очень сильно различался. Самому младшему было всего лишь восемь лет, а самому старому — пятьдесят семь. Все они находились на одной и той же стадии развития, в одном и том же жизненном периоде — и при этом один был в семь раз старше другого.
Возникает вопрос: как такое существо воспринимает время?
Для человека его восприятие времени неумолимо связано со старением, а старение следует весьма предсказуемой хронологической линии. С человеком не случаются метаморфозы: мы стареем, но остаемся такими же. Само собой, состояние здоровья может быть разным, нас может постигнуть болезнь или несчастный случай, но в целом мы обычно знаем, когда ожидать новой стадии в жизни, наши биологические часы идут относительно неизменно, и нам известно, когда мы молоды и когда становимся старше.
Угорь же после каждой метаморфозы становится новым существом, и каждая стадия его жизненного цикла может сокращаться или удлиняться в зависимости от того, где и при каких обстоятельствах он находится. Его старение, похоже, привязано к чему-то иному, нежели просто время.