Прибой тихо плескался о камни, которые окаймляли великолепный песчаный пляж. Вереницы отвесных утёсов отражались в прозрачной лазурной воде бесчисленных бухточек, поднимаясь вверх ступенями — туда, где на пологих горных склонах раскинулись лимоновые и апельсиновые сады, серебристая зелень оливковых рощ и виноградники. Воздух был пропитан ярким солнцем и морской солью. Вдалеке вулкан Везувий подрагивал в летнем мареве. В данный момент он был спокоен, лишь слегка дымился.
А совсем недавно, в августе 79 года, вулкан натворил много бед. Разбушевавшись, Везувий уничтожил города Помпеи, Геркуланум, Оплонтис и виллы Стабий.
Неподалёку от пляжа, на обширном плато, раскинулся премиленький городок, в основном застроенный богатыми виллами и красивыми термами. Это был Суррентум[117]
, привилегированное место отдыха римских аристократов. Городок спускался прекрасными зелёными террасами к морю и останавливался на обрыве. Крутые берега, на которых располагался Суррентум, служили надёжной защитой от врагов; кроме природных красот побережья, это тоже было немаловажно. Город был хорошо известен в Римской империи своими винами и превосходной вяленой и копчёной рыбой.Шесть столетий назад Суррентум стал первой колонией Финикии. Несмотря на то, что поначалу жителями побережья были финикийцы, а со временем его население стало состоять из самнитов, эллинов и этрусков, греки считали эту территорию своей собственностью.
Люди были очарованы мягким климатом и красотой побережья с древности. На месте языческого святилища греки построили город и назвали его Сиреон — «землёй сирен». По легенде именно у этих берегов сирены, наполовину женщины, наполовину рыбы, своими прекрасными голосами пытались сбить с пути Одиссея и его корабль, но царь Итаки обманул коварных искусительниц, не поддавшись волшебным чарам их сладкозвучных речей.
Вечерняя пора на побережье у Суррентума была просто божественной. Розовый солнечный шар катался на золотом блюде из облаков, бросая на воду малиновые Отблески. Лёгкий прибой смешивал водяную лазурь и солнечные лучи, являя зрителям живописное полотно, достойное кисти выдающегося мастера. По мере того как солнце опускалось к горизонту, картина менялась, но её пёстрая красота оставалась неизменной.
Пляж практически был пустынен. Видимо, он принадлежал какому-нибудь богатому нобилю, потому что у воды стоял всего один полосатый тент — защита от жгучих солнечных лучей. В его тени сидела женщина, а двое её крепконогих, изрядно загоревших малышей резвились у кромки воды. Они были близнецами, притом разительно похожими друг на друга.
Обычно римские матроны на отдыхе занимались каким-нибудь рукоделием, но сторонний наблюдатель очень удивился бы, заглянув под тент. Сидевшая там женщина с сосредоточенным видом точила меч!
Это была Сагарис. Она изрядно округлилась, приобрела горделивую стать римской матроны, но по-прежнему обладала тонкой талией, хорошо развитыми мышцами и быстрыми порывистыми движениями. С оружием Сагарис упражнялась почти каждый день. Эти занятия вошли ей в плоть и кровь.
Рыбацкая лодка тихо проскользнула между острых каменных клыков в бухточку, и на песок выскочил статный, изрядно поседевший мужчина. В руках он держал связку серебристых макрелей. Рыба была размером чуть больше локтя; похоже, мужчина предпочитал молодняк, который обладал нежным вкусом.
— Эгей, пираты! — позвал он мальчишек, занятых игрой. — Ну-ка, помогите отцу! Тащите дрова! И где наша сковородка?
Мальчики разбежались по пляжу, чтобы отыскать плавник. А сковородку мужчине (конечно же, это был Валерий) принесла Сагарис. Он обнял её и нежно поцеловал.
После событий в доме Карпофора негоциант покинул Рим. Ему не хотелось, чтобы эдилы копались в грязном белье венатора, в связи с чем могло всплыть и его имя. К тому же Фрикс слёзно умолял Валерия не раздувать пожар расследования, чтобы в нём не сгорели невинные люди, подразумевая в первую очередь свою персону. (Он считал себя белым и пушистым в этой грязной истории; так иногда бывает, когда отъявленный негодяй, преступник, прикидывается агнцем, притом сам в это вериг). Фригиец клятвенно обещал, что Карпофор и мёртвые слуги исчезнут бесследно, и никаких вопросов к Валерию со стороны магистрата и ланисты Авла Септимия не будет.
Что касается Филенис, замешанной в историю с похищением амазонки, то Валерий пригрозил куртизанке страшными карами. Он поклялся в этом всеми богами олимпийскими. Это было очень серьёзно. Филенис совершенно не сомневалась, что если она нарушит уговор (коварной красотке всего лишь нужно было закрыть рот на замок и помалкивать), то жить ей останется всего ничего, от силы неделю. Валерий всегда держал слово. И куртизанка честно исполняла уговор, не делясь смертельно опасным секретом даже с лучшими подругами.