Ситрик, потирая виски, наконец поднял голову, попросил воды. Ракель отчего-то сама в этот раз поднялась из-за стола и подала Ситрику чашку, наполненную до краёв. Он заметил, что ногти её были длинные, точно ей в жизни не приходилось работать. Ситрик смотрел лишь на руки, боясь поднять взгляд, чтобы не встретиться вновь с лукавыми зелёными глазами.
– Рада, что ты решил остаться, – проговорила она.
Ситрик взялся за чашку, нерешительно отпил, пробуя на вкус. Это было лёгкое ячменное пиво, но вкус у него был дрянной, кислый. Ситрик скривился.
– Пей, а не то обидишь хозяйку дома. – По голосу Ракель было понятно, что она улыбнулась.
Он снова пригубил напиток, и на этот раз тот показался ему не таким противным. Ситрик быстро осушил кружку, пытаясь унять боль и сухость, что стояли в горле. Попросил ещё. Ракель мелодично рассмеялась, прошла мимо, шурша рваными подолами и звеня бубенчиками в волосах. Ситрик не видел и не слышал их прежде.
– Мы сами варим пиво, – произнёс Нидхи. Голос его был довольный. – Такого никто больше не делает. Только мы. Во всём Онаскане не найдёшь рецепта лучше. Может, отведаешь с нами чего покрепче?
– Боюсь, что у меня слишком сильно разболелась голова, – ответил Ситрик.
– Да брось! Пей, богомолец! Угощаем ведь.
Богомолец?
Ситрик нахмурил брови, пытаясь вспомнить, когда успел сболтнуть лишнего. В голове все мысли плыли и путались, сбиваясь в одну, что звучала нелепой сумятицей, так что не припомнить…
– Я не буду, – произнёс Ситрик.
Дети Ракель тихонько засмеялись. Нидхи цыкнул на них, заставляя замолчать.
– Эй, богомолец! Уже дети над тобой смеются. Садись с нами да бери в руки кружку с пивом! Отказ не принимается.
Ситрик услышал, что Ракель уж переливает из щербатой миски пиво в его кружку, расплёскивая жидкость по полу и пачкая подолы платьев. Она даже не обращала на это внимания. Услышал, как стукнуло дно кружки по столу, как Ракель снова уселась на своё место.
– А ну идите погуляйте, пока тут взрослые свои дела решают, – прозвучал её голос. И дети недовольно заворчали.
– Там метель! – говорили они, но Ракель была непреклонна.
– Если замёрзнете, то идите в церковь. Пусть не думают о нашей семье дурно только лишь потому, что мы не ходим на мессы.
Прогремели отодвигаемые стольцы. Тепло одевшись, дети вскоре вышли, напустив в жилище холодный воздух. Ситрик зябко дёрнул плечами. В голове посветлело. Он посмотрел на дверь, что снова неплотно закрылась, и вспомнил, что ему нужно поскорее покинуть жилище Нидхи и Ракель. Вспомнил золотые браслеты, которые успел увидеть на руках хозяйки, серебряный звон бубенчиков да её взгляд, держащий его, точно пса на привязи.
Надо уйти.
Надо уйти…
В горле снова поселилась сухость. Ситрик прокашлялся и, не задумавшись, потянулся рукой за кружкой, чтобы смочить горло. Он глотнул чуть-чуть, и на языке стало сладко. Напиток был другой. Вкусный, как самый лучший онасканский мёд, что подают только на тризнах и свадьбах. Невольно Ситрик снова сделал глоток.
– Что, нравится? – спросила Ракель.
– Да, – негромко ответил Ситрик. – И вправду, вкусный напиток. Но он не похож на пиво. Что это?
Ракель снова рассмеялась, и смеху её вторил звон бубенцов.
– А ты не верил, богомолец, – подал голос Нидхи. – Садись с нами. Нечего нос воротить.
Ситрик подчинился. Лёгкость разлилась по его телу лишь от пары глотков, расслабляя мышцы и даруя нраву прежнее, уже позабытое кроткое послушание. Он поднялся с края лавки и развернулся лицом к хозяевам, сидевшим напротив него. Ракель пристально следила за каждым движением, точно кошка, решившая поиграть с листом, что катает по полу сквозняк.
– Пей, не стесняйся, – проворковала она, и низкий голос её звучал нежно, как песня, срываясь в тонкое, еле слышимое шипение. От перезвона бубенчиков в её распущенных волосах гудело в голове.
Ситрик выпил ещё глоток и вновь повторил свой вопрос:
– Что это?
– Слухи говорят, что ты ищешь колдуна, богомолец. – Нидхи самодовольно улыбался.
– Слухи?
Нидхи хохотнул и продолжил.
– Мы зовём этот напиток колдуном. Может, его ты искал?
Ракель расхохоталась громко, и бубенцы затряслись на тонких косичках, что терялись в копне её спутанных светло-русых волос, отливающих желанным золотом в свете домашнего пламени. Ситрик впервые увидел её острые, заточенные зубы и длинный алый язычок, что прыгал по губам, облизывая их. Она улыбнулась ему, и Ситрик застыл, не желая теперь уж оторвать взгляда от Ракель. Её наружность, совершенно чуждая его представлениям о красоте, пленяла, зачаровывала, подавляла, подчиняла…
Он убил бы себя, если бы она повелела ему. Не задумываясь и не теряясь в собственных мыслях, что стали совершенно ненужными и бесполезными.
– Что ты прячешь у сердца, путник? – ласково произнесла Ракель, опуская локти на стол.