Саги огненных птиц

Наконец он направился к воротам, и Ингрид проводила его долгим взглядом. Ситрик обернулся, прежде чем выйти за стены двора, и беспокойно посмотрел на неё. Ингрид лишь легонько кивнула, даже не уверенная в том, что он различит это движение в темноте. Но Ситрик слабо улыбнулся в ответ, удалился, и Ингрид осталась одна, крепко сжимая в руках дудочку.

Спрятавшись от лишних глаз за стеной хлева, она несколько раз тонко дунула в дудку, извлекая негромкие звуки. Голос у дудочки был тихий, несмелый, но стройный. Ингрид усмехнулась тому, что звучание инструмента было похоже на голос того, кто принёс этот скромный дар. Она сыграла небольшую мелодию, то и дело прерываемую близко звучащим пьяным смехом, и только собралась вернуться, как из-за угла показался Вигго. В самом деле он не сводил с неё глаз.

– Идём, госпожа, – произнёс он скупо. – Тебя зовут.

Вздохнув, Ингрид пошла следом за хускарлом. Ноги не хотели нести её в Большой дом. За четырьмя стенами всё так же стояла невыносимая духота, состоящая из запаха дыма, мяса и пота сотни людей. Ольгир, верно, и не заметил отсутствия Ингрид, по-прежнему балагурил с Хьялмаром и Рыжебородым. Но только Ингрид присела на своё место, как его пьяный взор тут же нашёл её. Его глаза горели жёлтым огнём.

Немного времени прошло, но голоса мужчин становились всё неразборчивее и пьянее. За столами потихоньку затихали разговоры, а кое-кто уже успел уснуть, положив голову на стол. Меж столов показалась Тила, сжимавшая в руке небольшой мешочек. На голове её был венок из колосьев ржи и пшеницы, а на плечах лежало белое льняное покрывало. Наступило сердце ночи, и молодых пора было класть на одно ложе.

Ольгир поднялся из-за стола и потянул за собой Ингрид. Та неохотно подчинилась. Он взял её за руку, крепко стиснул ладонь, оглаживая кожу большим пальцем. Тила приблизилась к ним, и кто-то из женщин затянул ритуальную песню, которую подхватили хором все, кто ещё мог ворочать языком. Запела и сама Тила. Она развязала мешочек, что держала в руках, и выудила оттуда пригоршню ржаных зёрен. Осыпала ими Ингид с ног до головы, а после и Ольгира. Белой лентой, что прежде связан был мешочек, она обмотала руки молодых и крепко завязала, чтобы шли они рука об руку в покои, где лягут вместе.

– Если кто против этого брака, пусть выйдет да выставит меж Ольгиром и Ингрид меч. Пусть попробует разрезать эту ленту, – произнесла Тила и обвела взглядом большую залу.

Ингрид бросило в жар. Ждала она, что кто-то встанет да разрушит их договор.

– Никто, – наконец сказала Тила. – Пусть тогда молодые мужчины и женщины проводят их до ложа да осмотрят их комнату, чтобы не было в ней ничего дурного.

Гости охотно поднялись с насиженных мест, обступили молодожёнов со всех сторон и проследовали за ними до покоев Ольгира, куда Ингрид шла словно на казнь. Когда проводили молодых, пиршество продолжилось с новой силой. Греметь свадьбе ещё два дня, покуда не будет выпит весь онасканский мёд.

Дверь закрылась, и они остались одни. Слышно было, как шумят за стеной да смеются. Но после смолк и шум, и Ингрид слышала лишь нестерпимый звон, наполнивший её сознание. Будто сквозь облако, она почувствовала, как Ольгир развязал ленту, скреплявшую их запястья, а после прислонился к ней всем телом, тяжело дыша в самое ухо.

Долгий, томительный поцелуй, пахнущий выпитым мёдом и дымом. Ингрид не сопротивлялась, вновь её сковал тот же ступор, что лишил тело подвижности тогда, давно уж… на реке. Снова поцелуй, совершенно непонятный, лишний, толкуемый ею как попытка лишить дыхания.

Звон в голове усилился.

Ольгир был мягок. Достаточно мягок для того, кто выпил столько. Может, мёд и пиво, напротив, делали его характер не таким уж невыносимым и жестоким?

Он запустил руку в её волосы, зацепился перстнями за расшитую тесьму и коротко рассмеялся. Смех его был похож на рычание.

– Хочу, чтобы ты распустила волосы, – произнёс он. Голос его был глухим и немного хриплым.

Ингрид принялась бездумно расплетать косы. Её локоны чёрными змеями сплетались в круги меж пальцев, и Ольгир, чуть отстранившись, заворожённо наблюдал за этим. Первая тесьма упала на пол, за ней и вторая, сверкнув в слабом свете жировой лампы золотным шитьём. Вот уж чёрное полотно волос объяло её плечи, грудь и спину.

Ольгир снял один за другим все перстни, со звоном складывая их на поднос у кровати. Расстегнул тяжёлый пояс с висящим на нём ножом, стянул кафтан, оставшись в насквозь мокрой от пота рубахе. Ингрид не смотрела на него, опустив взгляд в пол. Ольгир протянул к ней руку и поднял за подбородок, пытаясь заглянуть в глаза.

Снова поцелуй, более жадный, требовательный.

– Снимай платья. – Голос донёсся откуда-то сбоку, пусть Ольгир и стоял прямо перед ней так близко, что меч меж ними было бы уже не поместить. – Быстрее.

Его пальцы коснулись обнажённой шеи, и Ингрид словно молния поразила. Она отшатнулась и подняла взор на Ольгира. Жёлтые глаза смотрели хищно, на губах, влажно блестящих от поцелуя, – еле уловимая ухмылка.

– Я не хочу, – срывающимся голосом проговорила Ингрид. Язык не слушался её.