Нас было шестеро, занимавшихся математикой по усиленной программе: Тецуи, мой страстно увлекающийся пинг-понгом друг; Хайд и Джан, гениальные близнецы, которые общались только между собой и только по-латыни; Юи Кана, застенчивый знаменитый баскетболист, который уверял, что отрежет нам языки, если мы проболтаемся, что он учится вместе с такими чудиками, как мы, и Эйя Иноу.
Эйю знала вся школа. Во-первых, отец ее был школьным вахтером, и они жили в деревянном домике на задах футбольного поля. Во-вторых, с двенадцати лет Эйя носила на спине массивную металлическую пластину, предназначенную для коррекции юношеского сколиоза. Нечего и говорить, что это приспособление сделало ее посмешищем для школьных лоботрясов. Девчонки приносили из дома магнитики с холодильников и норовили приставить их к спине Эйи. Мальчишки, чуть завидев ее, начинали кататься от смеха и орать: «Эй, ты, металлистка, иди сюда!» Школьная жизнь была для Эйи настоящим адом.
В отличие от одноклассников Эйя не посещала клубы и не ходила на дополнительные занятия. После уроков она помогала отцу отскребать жевательную резинку от парт или бродила по бамбуковым зарослям, клацаньем металлической пластины распугивая птиц. Мое первое самое сильное воспоминание об Эйе относится к осени последнего года обучения в школе. Надвигался тайфун, и занятия в школе отменили. Наплевав на штормовой ветер, я храбро заявился в школу. Мне очень хотелось закончить работу по электромагнитной индукции, да и учитель господин Казагучи сказал, что лаборатория – в моем полном распоряжении.
Утро уже заканчивалось, а эксперимент был в самом разгаре. Я записывал показания вольтметра, когда что-то за окном привлекло мое внимание. Эйя стояла на крыше спортзала. Школьная форма промокла, волосы терзал ветер. Дождь хлестал ее, а Эйя, не замечая ничего, стояла, раскинув руки, словно волшебная фигура на носу корабля в штормовом море. Никогда не забуду ее взгляда – в нем были дикость, геройство, безумие. Я заметил, что она не надела свою пластину.
Я заинтересовался Эйей. Однако ее по-прежнему изводили все кругом, а мне не хотелось попадать ее мучителям под горячую руку. Если двое изгоев сойдутся вместе, они неминуемо превратятся в посмешище для всей школы. Страдания, которые нам приходилось переносить в одиночку, только увеличились бы, если бы мы подружились.
Наш первый разговор состоялся через несколько месяцев после тайфуна, когда я лежал в бамбуковой роще, распластавшись на земле. Я только что получил свою порцию побоев от близнецов Мисио и Казуо Кану, которые решили опробовать на мне заказанные по почте нунчаки. Услышав приближающееся клацанье металла, я посмотрел вверх и увидел вопросительную тень Эйи Иноу. Она склонилась надо мной, насколько позволяла пластина на спине.
– О чем ты только думаешь? – спросила она. – Лежишь прямо на таких редких экземплярах. Мог бы оказать им больше уважения.
Я перекатился в сторону и снова лег лицом в грязь, ожидая, что она проедет мимо.
– Ватанабе, я знаю, что близнецы Кану поджидают тебя здесь каждый месяц, начиная с четвертого класса. Почему бы тебе просто не сменить маршрут?
Я посмотрел вверх и ворчливо заметил, что избегать встречи с братьями Кану значило бы отказаться от ценного жизненного опыта. В глазах Эйи я прочел, что она считает меня полным придурком, но она все-таки протянула руку и помогла мне подняться на ноги.
С тех пор мы стали друзьями. И, естественно, школьная элита начала травить нас с удвоенным пылом. Нам говорили, что из нас двоих вышел бы классный цирк. Мои очки периодически крали и обмазывали клеем. Даже в учительской преподаватели шутили, что, все время таская на себе такой громадный пояс невинности, у Эйи нет никакого шанса забеременеть в школьные годы. Однако все это не имело для меня никакого значения. Я н пропускать дополнительные курсы. Я проводил множество счастливых часов, помогая Эйе собирать ботанические коллекции в лесу, занимаясь вычислениями с простыми числами или слушая стук ее металлической пластины под русскую оперную классику, звучащую по радио. Мы мало говорили. Одинокое детство и презрение школьных товарищей не способствуют развитию речевых навыков. Нам просто нравилось общество друг друга, а наши преследователи только скрепляли связь между нами.
Мое второе самое сильное воспоминание об Эйе относится к предпоследнему дню нашей дружбы. Мы гуляли по городу, когда заметили наших школьных мучителей, идущих прямо на нас. Стремясь избежать встречи с ними, Эйя втолкнула меня в боковую аллею прямо за закусочной «Кентакки чикенз». Мы задержали дыхание, пока шумная толпа наших преследователей тащилась мимо, толкаясь и сквернословя. Наверное, на нас повлияли опасность и возбуждение. Весьма возможно, что и вонь горячего куриного жира сыграла свою роль. Что бы то ни было, но с этого дня, проходя мимо этой закусочной, я всегда вспоминал, как Эйя притянула меня к себе, и наши губы встретились.