Читаем Сахалин полностью

Нищенство как профессия мало дает на голодном Сахалине. Просить милостыню на языке каторги называется стрелять. И это громкое слово, имеющее такое мирное значение, приведшее в первый раз и меня в смущение, сыграло большую роль в жизни каторжанина Мариана Пищатовского. Геркулес, добродушнейшее в мире существо, страшный только во время эпилептических припадков, – он подошел к начальнику, посетившему тюрьму, с самой добродушной фразой:

– А я вас подстрелить хочу…

– Убрать! В кандалы! – крикнул натурально отшатнувшийся в сторону начальник.

И Пищатовский несколько месяцев отсидел в кандалах, решительно не понимая – за что? Полжизни прожившему в каторге, ему и невдомек, что ведь не весь же мир говорит на каторжном языке! С тех пор каждый раз, как перепуганный начальник посещал тюрьму, Пищатовского уводили и заковывали. Жалуясь мне на свои заключения, добряк особенно жаловался на это:

– В жизнь свою мухи не убил (он из дисциплинарных), а что терплю. Как самый отъявленный. И за что? За то, что на чаек, на сахарок подстрелить хотел. Обрадовался: вот думаю, доброе начальство – гривенничек даст. Вот те и обрадовался!

Для слова «просить», «идти по миру», у каторги есть и другое выражение, историческое, пришедшее из Сибири, – стрелять саватейки. Саватейками в Сибири называются очень вкусные сдобные лепешки, которые пекутся на сметане. Зажиточный сибирский крестьянин считает долгом совести, делом хорошим «для души» подать бродяге – варнаку – саватейку. Отсюда «стрелять саватейки» значит на каторжном языке также и идти бродяжить. Но – увы! – в сахалинской каторге это выражение стало уже совсем историческим. На голодном Сахалине не то что саватеек – хлеба-то нет. Сахалинский поселенец не сибирский крестьянин: у голодного не поешь. В Сибири крестьянин кормит бродягу, и за то бродяга ни за что ничего у крестьянина не тронет. А голодный сахалинский бродяга режет у поселенца на корм и корову, и последнюю лошадь. За то и поселенцы охотятся за бродягами, ловят, а то и убивают.

– Здесь Сакалин, батюшка, всякому до себя! – говорят на этом острове, где человек человеку поневоле волк.

Перейдем теперь к выражениям, означающим наказание. Во всех в них звучит ирония. Эта ирония напоминает мне ту улыбку, кривую, довольно плохую, похожую скорее на гримасу, с которой человек идет ложиться на «кобылу».

– Стало быть, так порядок того требует.

Каторга не любит слова «вешать». Она называет это заслужить веревку. Это какая-то инстинктивная боязнь страшного слова доходит до того, что даже палач, рассказывая вам, как он повесил 13 человек, ухитряется как-то избежать неприятного слова, а если и произносит его, то словно давится и как будто конфузится. Точно так же каторга не любит слова «розги» и предпочитает ироническое название лозы. Плети каторга зовет мантами – слово, которое произносится всегда иронически. А вообще получить плети называется – получитьнаградные. Причем получить их в высшем, определенном законом размере называется заслужить полняк. Для слова «карцер» у каторги есть два выражения – пчельник или сушилка, причем употребительнее последнее: оно ироничнее.

– А где такой-то? Что я его третий день не вижу?

– Сушится!

Значит, сидит в темном карцере.

Чтобы увернуться от всех этих прелестей, начиная с мантов, продолжая лозами и кончая сушилкой, каторжанину нужно быть или уж особенно фартовым, или уметь фельдить.

Этот совершил 20 преступлений и попался только на 21-м, а тот и на первом вляпался, да так, что пришел на 20 лет. За тем числится десятка полтора человеческих жизней, а он пришел как бродяга на полтора года «за скрытие родословия»: отбудет и опять уйдет, а другой – каторга это знает – ни за что сидит, и будет сидеть весь долгий срок. Тот на глазах у всех ушел и пробрался в Россию, а другой и версты от тюрьмы не отошел: поймали, дали наградные и посадили с продолжением срока. Все заставляет каторгу верить в слепой случай. Только случай, и ничего больше. Даже суд, по ее характерному взгляду, «это карты». Вера в случай – вот истинная религия каторги, – в судьбу, в фортуну. От слова «фортуна» и происходит слово фарт. Собственно, оно означает «счастье», но, Боже, что подчас на Сахалине называется счастьем! Соответственно этому и слова «фарт», «фартовый» имеют много значений.

– Он человек фартовый! – говорят про человека, когда хотят сказать, что это человек добрый, широкая натура, человек, готовый помочь ближнему безо всякой даже выгоды для себя.

– Он фартовец! Он человек фартовый! – говорят с завистью и про человека, которому сходят с рук всякие гадости.

А когда поселенец говорит про сожительницу или каторжанин про жену, добровольно за ним последовавшую: «она пошла на фарт», – мне не нужно объяснять вам значения этого выражения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарии: Заметки о современной литературе
Комментарии: Заметки о современной литературе

В книгу известного литературного критика Аллы Латыниной вошли статьи, регулярно публиковавшиеся, начиная с 2004 года, под рубрикой «Комментарии» в журнале «Новый мир». В них автор высказывает свою точку зрения на актуальные литературные события, вторгается в споры вокруг книг таких авторов, как Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Борис Акунин, Людмила Петрушевская, Дмитрий Быков, Эдуард Лимонов, Владимир Маканин, Захар Прилепин и др. Второй раздел книги – своеобразное «Избранное». Здесь представлены статьи 80—90-х годов. Многие из них (например, «Колокольный звон – не молитва», «Когда поднялся железный занавес», «Сумерки литературы – закат или рассвет») вызвали в свое время широкий общественный резонанс, длительную полемику и стали заметным явлением литературной жизни.

Алла Латынина , Алла Николаевна Латынина

Критика / Документальное