Алексей резко поднялся с кресла и отпустил меня. От неожиданной для моих затёкших мышц смены положения, я потеряла равновесие и упала на одно колено, больно ударившись. Только попранное самолюбие не дало мне застонать от боли. Вот бы братец порадовался.
Но нижняя губа всё же начинает предательски дрожать, и приходится незаметно прикусить её.
А Алексей смотрит, замечает, что я на грани истерики. Обычно зачёсанная наверх длинная чёлка сейчас упала на лоб рваными прядями. Тёмные, в полумраке совсем чёрные глаза смотрят на меня с презрением. Как можно быть таким красивым и жестоким одновременно?
Шевцов дышит тяжело, как дикий зверь перед прыжком.
— Я не трогал твоего очкастого задрота. Разговор у нас с ним не задался, и придурок просто не вписался в угол, пытаясь протиснуться в кабинет.
Оправдывается?
— Это первое.
Алексей делает шаг в мою сторону, а я по инерции отступаю. Ушибленное колено больно простреливает, отчего не получается сдержать рваный вдох.
— А ещё я говорил, чтобы ты ко мне не смела обращаться. Это второе.
Ещё шаг. И ещё. Я продолжаю отступать, давясь болью в ноге, пока не упираюсь спиной в стену у двери. Дальше отступать некуда. Сердце оглушительно бьётся где-то в горле, на ладонях проступила влага. Я читала о такой реакции тела в учебнике — «дерись или беги». Стресс гонит адреналин по венам, заставляя тело превращаться в натянутую струну. Стресс. Каждый раз, когда в поле зрения попадает сводный брат. А сейчас, когда он стоит меньше, чем в полуметре, организм жмёт на все красные кнопки, разгоняя пульс до предела. Он вгоняет меня в ужас, как те вампиры из сна, одним лишь свинцовым взглядом раскраивая волю.
«Дерись или беги». Или сдайся, если не дано ни первого, ни второго. Драться было бы глупо — я проиграю, бежать некуда. И я сдаюсь, прикрывая глаза. Колено горит огнём. Щёки пылают от обиды.
Что дальше? Сожмёт ладони на шее ненавистной, навязанной ненастоящей сестры? Или вцепится в волосы и стукнет затылком об стену?
Но я вдруг чувствую всего лишь лёгкое касание прохладных пальцев к щеке. Распахиваю глаза, удивлённо встречая ледяной взгляд, и во мне скользкой змеёй вдруг начинает шевелиться совсем другой страх.
— Какого чёрта ты тут забыла, бестолочь? — тихо, но жёстко говорит Шевцов. — Сидела бы в своём Мухосранске, миловалась бы с карамельными мухосранскими мальчиками.
Дышать трудно. Ответить нечего.
— Тебя здесь не ждёт сладкая жизнь, я же предупреждал. Помни своё место.
Лекс разворачивается и быстро выходит из моей комнаты, снова хлопнув дверью. А я будто чувствую, как тиски, сжимавшие рёбра, отпускают, давая сделать полноценных вдох. Не обращая внимания на больное колено, я бросаюсь к двери и непослушными пальцами поворачиваю замок.
Да кто он нахрен такой? Что за гипноз? Почему этот парень так влияет на меня? Это не обычный страх, это какой-то животный, потусторонний ужас, парализующий даже дыхание. И что с этим делать, я понятия не имею.
Глава 21
Декабрь принёс зиму не только на календаре, но и в реальности. Непередаваемое ощущение, когда с вечера засыпаешь в мокром, сыром мире, а просыпаешься словно в сказке. Будто незаметно нырнул в Нарнию, и вот-вот у фонарного столба увидишь фавна. До Нового года ещё месяц, а детский восторг при виде укрытой снежным покрывалом улицы просыпается внутри, визжит, сжимая кулачки, и гонит прочь все тревоги и сомнения.
Вчерашний разговор с Алексеем долго не давал мне уснуть. Будто он продолжал сжимать мне горло локтем, не позволяя пошевелиться, и я не могла дышать. Вскинувшись ночью, я поняла, что запуталась с головой в одеяле, и мне просто не хватает кислорода.
Мне нужно научиться противостоять ему, его чудовищной тяжёлой энергетике, не позволять пугать себя, пригвождать к месту одним лишь взглядом. Только как это сделать? Даже та, у которой я могла бы поучиться, терялась перед Шевцовым. Он как те жуткие существа из моих снов — лишал воли одним лишь взглядом тёмных глаз.
И я была благодарна сейчас природе, что так резко изменила свой лик, давая надежду на то, что это в принципе возможно, что любое состояние не вечно, и после тьмы всегда приходит свет.
Однако пока я добралась до школы, тонкий слой мокрого снега уже почти растаял, превратившись в местах скопления людей в грязную жижу. Вот так и воодушевляйся.
С Аней и Эдиком мы встретились возле парадного входа в школу. Но Эдик, коротко поздоровавшись, ушёл. Я успела разглядеть на его скуле припухшую синеву. Как же, в угол не вписался.
— Привет, Янка, — Степанова стряхнула с рыжих кудряшек снежинки. — Что это с Эдькой? Наотрез отказался рассказывать, а теперь ещё и сбрился. Что такого произошло, пока я кипела головой на физике?
— Он столкнулся с моим сводным братом, — мрачно ответила я.
— Понятно, — Аня поджала губы.
Мы отправились сначала в гардеробную, а потом на уроки.