Сахара и Судан (Результаты шестилетнего путешествия по Африке)

Правитель Логона был слишком беспомощен, чтобы самому обороняться от жестокого соседа. Но когда под стенами Масеньи появился со своим войском правитель Вадаи, он не преминул послать тому поздравительные подарки и отдать себя в его распоряжение (насколько это допускали его вассальные отношения к Борну). Правда, он не мог открыто выступить на стороне опасного соседа Борну, но все же находил достаточно удобных случаев нанести вред своему противнику Мохаммеду, отрезая ему возможность отступления на территорию Логона и доступ к рынкам Борну, от которых тот зависел больше, чем когда-либо. Когда после поражения и бегства из павшей Масеньи Абу Секкин закрепился в Бугомане и Манджафе и продолжал оказывать сопротивление полчищам Вадаи, он, в свою очередь, тем более имел основания рассматривать Логон как враждебную территорию, и, таким образом, вражда все росла и росла. И все же я надеялся добиться проезда по территории Логона по прямому распоряжению шейха Омара, чье расположение было на стороне Багирми, как я об этом уже говорил. На всякий случай я запасся двумя письмами шейха, как для повелителя Логона, так и для алифы Ахмеда Ибн Мохаммеду в Гульфеи, и снарядился для поездки к одному и другому.

Из-за того что я хотел воспользоваться сухопутной дорогой, по ней должны были отправить и людей Абу Секкина, которые с помощью алифы Гульфеи добрались до Борну. 26 февраля шейх вручил им лошадь в качестве подарка для их господина и принятое в таких случаях сопроводительное письмо и тем самым дал разрешение на отъезд. Мои приготовления тоже были закончены, трудные денежные дела улажены, в руках шерифа ал-Медени оставлены деньги на черный день, и, следовательно, ничто больше не препятствовало нашему выступлению.

Мое снаряжение вследствие ограниченных денежных средств было весьма скромным и стоило в общей сложности 136 талеров. Из них 6 талеров я истратил на покупку 21 килограмма пороха местного изготовления, который был, правда, еще дешевле, чем тот, что я покупал год назад для поездки в Борку, но и значительно хуже. На деле почти непригодный к употреблению, он оказался бы бесполезным в отношениях со сведущими в этом деле улед-солиман, однако он еще мог произвести благоприятное впечатление в качестве подарка у багирми, обладавших весьма примитивными представлениями об огнестрельном оружии. Этот порох в сочетании с сотней ружейных пуль и небольшим количеством кремней, что вместе стоило 2 талера, должны были послужить выражением преклонения перед военным талантом короля Мохаммеду.

Кроме того, чтобы удовлетворить его известное всем пристрастие к красивой одежде, я за 19 талеров купил для него бурнус вишневого цвета из тонкого сукна, тарбуш и материю для чалмы и добавил еще небольшой мешок лучших фиников из Борку (на 2 талера) и две сотни орехов гуро (на 8 талеров), так как жизнерадостный правитель не был лишен пристрастия и к лакомствам. Подобное подношение ценой в каких-то 40 талеров явилось бы оскорблением для привыкшего к роскоши правителя, когда он еще правил в Масенье; правителю же, бежавшему из страны, окруженному меньшим числом придворных и испытывающему нехватку во всем, что прежде считалось необходимым, оно могло показаться если не богатым, то все же вполне приличным.

Наконец для собственных нужд и для подарков сановникам Абу Секкина или каким-либо правителям язычников я купил еще восемь тоб короробши в общей сложности на 20 талеров; восемь штук хама на ту же сумму; четыре платка из красной шерсти шириной около полуметра и длиной два метра, которыми всадники в суданских странах охотно пользовались в качестве перевязей или завязывали их на голове в виде чалмы, общей стоимостью в 12 талеров; шесть красных тарбушей также за 12 талеров; шесть кусков муслина для чалмы на 9 талеров; восемнадцать женских шалей — туркеди, которые пользуются большим спросом на рынках в Багирми, на 12 талеров; одно кремневое ружье, стоившее 8 талеров, в обращении с которым якобы был искусен юный Мохаммеду; наконец, на 3 талера — некоторое количество излюбленных, превосходно выдубленных и покрашенных в красный или желтый цвет козьих кож из хаусанских стран, стоивших в среднем каждая по полталера. Целесообразным выбором и дешевизной этих предметов я снова оказался обязан многоопытному шерифу ал-Медени, который всегда выполнял подобные поручения, не преследуя собственной выгоды. Под конец он купил для меня еще двух сильных вьючных животных той породы, которую разводят арабы. Правда, они продавались по необычайно высокой для борнуанских рынков цене в 8 и 6 талеров, но зато впоследствии сослужили мне совершенно неоценимую службу.