21 марта, несмотря на гостеприимство этого городка, мы выступили в путь, и даже до рассвета, ибо нам предстояло переправиться через реку и хотелось в тот же день добраться до Манджафы, называемой также Маифа, или Маиба. Хотя уровень реки приближался к минимальному, воды в ней было еще вполне достаточно. Уже через несколько шагов от западного берега глубина стала весьма значительной, и, хотя она и не достигала сорока саженей, как уверяли туземцы, однако Хамму, который был хорошим пловцом, не удалось достать дна. На весь переход потребовалось добрых четыре часа, поскольку груз сначала пришлось переносить на плечах вниз с крутого берега и размещать на лодке, из которой прежде нужно было вычерпать воду и хоть как-то подсушить ее с помощью пучков соломы. Затем много времени и труда заняла переправа животных. Волы и лошади, естественно, переправлялись вплавь, причем их держали за уши и тащили за собой лодочники. Своим пугливым и беспокойным поведением они не раз грозили перевернуть лодки. Особенно много труда потребовали ослы некоторых джеллаба (купцов с Нила), примкнувших к нашему каравану, из-за их прирожденного упрямства и непобедимого отвращения к воде и плаванию. Заплаченные мною за переправу три куска хлопковой материи (ценой примерно в 15 пфеннигов), 20 бус и 12 штопальных иголок были восприняты как жест щедрости.
Из-за глубины воды и сильного течения близ Бугомана и Мискина мы первоначально намеревались проследовать дальше по западному берегу и переправиться только близ Манджафы. Однако не говоря о том, что в местности, которую предстояло бы таким образом пересечь, полностью отсутствуют поселения багирми, а неподвластные правителю и разбойные музгу делают ее небезопасной, преобладающая там глинистая почва создает при возможных дождях значительные трудности в передвижении. Там же бесчинствуют злые, очень опасные для верховых и вьючных животных мухи, которых, видимо, не было на сухом, песчаном, хотя и более низком восточном берегу.
Мы смогли выступить за полтора часа до наступления полудня. Вскоре песок на берегу, где люди из ближайшей деревни Меби разбили временные легкие рыбачьи хижины, сменился равниной, обильно поросшей травой и кустарником, а через полчаса мы вошли в светлый лес, где акации уступили место деревьям с более пышной кроной. Еще через полчаса мы добрались до покинутой и разрушенной деревушки Меби, жители которой, опасаясь набегов Абд ар-Рахмана, отошли на западный берег, где и виднелись их хижины. Двигались мы примерно в юго-восточном направлении. В полдень мы вышли к рукаву Шари, который отделяется от главного русла в 300 км выше по течению, вновь соединяется с ним у Меби и обычно называется по имени двух лежащих на его берегу южнее Масеньи поселений — Ба Бачикам, или Ба Ирр. Лес здесь гуще и подходит прямо к берегу, который круто обрывается к реке с высоты восьми или десяти метров.
На северо-восточном берегу мы также миновали заброшенную деревушку Мануваи, временные хижины которой мы вскоре заметили на юго-западном берегу, и шли, пока высокий берег не понизился и речная долина не перешла в широкую травянистую и лишенную деревьев низменность, более или менее постоянно покрытую водой во время и после сезона дождей. По ней мы спустились в югоюго-восточном направлении и перебрались вброд через реку добрый час спустя после того, как вышли к ней. Зеркало воды имело в ширину приблизительно от 100 до 150 шагов, а ее глубина в месте перехода нигде не превышала полутора метров. Низменность тянется там еще в течение получаса в сторону собственно Шари, берег которой порос густым лесом со множеством следов слонов и носорогов. Носорог не вытаптывает таких четких троп как слон, но выдает свое присутствие пометом, который он разбивает и разбрасывает рогами, оставляя при этом в земле глубокие борозды.