Сахара

Внизу нас ожидает старенький «лендровер». Мы тут же отъезжаем, после чего, метров через двести, машина ломается. Остаток дороги проходим пешком, в сопровождении мусоров, при этом нас сопровождают оскорбления пацанвы и заинтересованные взгляды прохожих. В комиссариате мы направляемся в сторону бюро, где проторчали все утро. Сержант что-то кричит по-своему, и трое полицейских встают у нас на пути. Ладно, идем к другому зданию.

Как только мы входим в комнату, до меня тут же доходит, что все дело более тухлое, чем мне казалось вначале. Малюченький столик завален пакетами и беспорядочно брошенной одеждой. За столом сидят какие-то типы, перед ними раскрытая книга.

Это арест.

Поворачиваюсь к Джеки и предупреждаю его по-испански:

— Внимание. Держи ухо востро.

Нас хотят посадить за решетку. За нашими спинами пять вооруженных типов, плюс эти, с книгой. У нас ни малейшего шанса.

— Отдайте нам свои личные вещи.

— Зачем? Я хочу видеть комиссара.

Мужик вопит, чтобы мы не усложняли ему работу, «сержант» делает шаг вперед. Они ничего не желают слышать, у них есть приказ. Вытаскиваю из ботинок деньги. Джеки делает то же самое. Выкладываем на стол двести тысяч франков, наш небольшой запас на развлечения. Кучка банкнот возбуждает жадность. Сержант предлагает мне не вписывать деньги в реестр.

— Положим их в конверт, напишешь на нем свое имя, и всех делов.

Несмотря на отсутствие доверия к их долбаным официальным документам, я диктую писарю, что он должен записать в книгу. Помимо денег имеется золотая пряжка от моего ремня, наши цепочки и небольшая золотая пластинка в виде подкладного листа, которую я ношу в качестве медальона. Снимать все это перед присутствующими обезьянами — это истинная пытка.

Нас выпихивают из комнаты и под усиленным эскортом ведут в самый конец двора. Мы босиком, без поясов, совершенно безоружные. Здание представляет собой длинный павильон с жестяной крышей. Единственное отверстие наружу — это окошечко в двери. Оттуда несет смрадом.

— Погоди. Я хочу встретиться с комиссаром. Отведи меня к комиссару.

— Она уже ушла.

— А когда вернется?

— Завтра утром. Тогда она тебя вызовет.

Сержант отодвигает засов. Нас впихивают в средину, вонь запирает дух в груди — это какой-то животный запах, плотный, к тому же здесь царит невероятная сырость, из-за которой мы тут же обливаемся потом. Мы очутились в жаркой и вонючей печке.

Темнота абсолютная, не видать абсолютно ничего, но здесь находятся люди, причем, их очень много. Как только мы входим, то сразу же натыкаемся на толпу, сформированную в плотную очередь, толпу стоящих людей.

Глаза наконец-то привыкают к темноте. Повсюду передо мной головы негров, одна рядом с другой, блестящие глаза, какие-то отблески еще, но больше не видно уже ничего. И на целом теле чувствуешь прикосновения.

Мое первое инстинктивное желание — это распихивать всех и бить им рожи, лишь бы только отодвинулись. Сред этого множества голов вдруг раздается чей-то голос и приветствует нас. Я перестаю боксировать во все стороны. Похоже, что это никак не поможет. Здесь нас слишком много, чтобы дать место, опять же, никто нам ничего плохого не желает.

Другой голос, такой же спокойный, поясняет, что дышать нужно через отверстие в двери, столь долго, когда находишься рядом.

А потом уже не твоя очередь. Нужно ждать.

Вдыхаю в себя глотки воздуха. Через пару минут слева толкают, нужно отодвигаться.

Как только отходишь от окошка, сразу же начинаются трудности с дыханием. Воздух испорчен, он жжет и пропитан невыносимым смрадом. Я весь промок, чувствую, как пот стекает мне на ноги. Джек ниже ростом, он сразу же теряется среди негров, и ему намного хуже. Волосы прилипают к голове, а лицо истекает потом.

Я начинаю видеть уже значительно лучше. В этой каморке с металлической крышей стоят молодые, старики, разные. Стаскиваю рубаху и выжимаю — течет струйка влаги. А ведь мы здесь не пробыли и часа.

Кошмарная история!

* * *

Мы постепенно перемещаемся. Каждые две-три минуты толпа сотрясается, и каждый передвигается на пару шагов. Пора, чтобы и другие подышали возле окошка.

Какое же это удовольствие, вдохнуть глоточек свежего воздуха! Только моя очередь еще не скоро. Я все так же истекаю потом. Наверное, бывают более жаркие дни, когда здесь падают трупы.

Чтобы обмануть нарастающий испуг, пытаюсь поговорить с соседями. Совсем еще недавно я их отталкивал, но в одиночестве здесь никак не выжить. Поэтому поболтать желают все. Каждый рассказывает, за что здесь очутился. У первого типа, с которым я разговорился, был долг в размере тысячи центральноафриканских франков, то есть, четыре доллара. За это он проведет здесь двадцать дней. Другой парень должен провести в этом аду целый месяц. Третий торчит здесь уже неделю. Не могу в это поверить.