Иду поздравить помощников. Мой счастлив, он горд прекрасно выполненным заданием. Шотар вручает ему заранее назначенную награду пятьсот динаров, что соответствует половине месячной заработной платы моего старшего помощника. Ахмед получил двести динаров.
Я с презрением гляжу на Капоне с Индейцем, растягивая удовольствие во времени.
— Шотар, запиши себе, что эти господа должны мне тысячу франков.
Те злобно скалят зубы.
— Каждый…
Какое удовольствие наблюдать, как вытягиваются у них рожи.
— Вычтешь у них из зарплаты.
Атмосфера постепенно успокаивается. Люди расходятся. Радижах все еще сидит. На своем стульчике, что рядом с моим, она похожа на картинку. По кругу пошла толстая самокрутка. Кара еще какое-то время переживает эйфорию победы. Самюэль Граповиц вручает ему плакат, изображающий блондинку с громадными грудями, который он специально для этой цели снял со стенки своей кабины. Кара прижимает еврейчика к своей груди.
— Бамуэл Пупиц! Ах, Бамуэл Пупиц!
А через несколько минут, когда я разговариваю с Амико, к нам подбегает один из помощников.
— Шеф, Кара мертв.
— Что!..
— Ему на голову упала подкладная полоса.
Я мчусь к грузовикам. Кара лежит на песке возле мана. Остальные помощники, не говоря ни слова, окружили его.
Ах, Кара, Кара. Подхожу и падаю на колени возле этого громадного тела. Потом ложу руку ему на грудь. Ничего.
Чертов, блядский, проклятый конвой! Кара, мой приятель!
— Мертв.
Все сгорбились. Они глядят друг на друга, глядят на меня, глядят на тело. Блядь! Блядь! Блядь! Ну почему именно он, ведь это несправедливо. Я чувствую себя опустошенным, подавленным, прибитым… Ах, Кара, Кара…
Со своей сумкой прибегает клакклак-медсестра. У меня даже нет сил, чтобы ее отпихнуть.
— Не надо…
Она падает на колени с другой стороны, нащупывает пульс и поднимает голову.
— Он не умер.
Невозможно! Он жив! Это же просто замечательно, храбрая моя медсестричка.
— Ты уверена?
— Да. Он дышит, хотя состояние и самое паршивое. Нужно им заняться.
Кара не умер, и это сейчас самое главное. Мы спасем его, клянусь. Он шевелится. Пуделек, положив его голову Кары себе на предплечье, внимательно изучает рану. Кара поднимает руку и пытается оттолкнуть девушку. Он открыл глаза, и мне сразу же видно, что с ним, и вправду, паршиво. Взгляд отсутствующий, белки глаз вывернуты.
Кара пытается приподняться. Нет, это безумие, даже пробовать такое сделать.
— Не шевелись, Кара, мы тобой займемся.
Тот с громадным трудом все-таки приподнимается и глядит на меня. Он открывает рот, пытаясь что-то сказать. В уголках губ у него появляются кровавые пузырьки. Кара интенсивно глядит на меня, он хочет мне что-то сказать. Я придвигаю голову, приближаю свое ухо к его губам.
— Спокойно, Кара. Я тебя слушаю. Все нормально.
— Шеф…
Голос доходит откуда-то издалека — глухой, страшный.
— Слушаю, Кара. Говори, что хочешь. Клянусь, я тебя слышу.
— Нек… нек…
Он глядит на меня, глядит на склонившуюся над его раной медсестру. Глаза его делаются шире, как будто Кара паникует, и нечеловеческим усилием ему удается прохрипеть:
— Не клакклак, шеф…
Он перепугался этой пиздюшки. Блин, ну разве не могла она куда-нибудь спрятаться?
Но работу она делает толково, отпихивает всех и, не теряя головы, осматривает раненого. Движения безошибочные. Пуделек сразу же сняла у Кары с головы тюрбан и открыла рану, глубокий кровоточащий разрез. Счастье еще, что толстый слой ткани смягчил удар. После этого она дезинфицирует рану и плотно обматывает голову бинтом. Ничего другого мы сделать и не можем. Был ли поврежден череп, мы узнаем только завтра. Пока же что я приказываю занести Кару в дом Амико. Если он переживет ночь, значит будет спасен; если нет — иншалла!
Сегодня у нас с Радижах первая свадебная ночь. Мы закрылись с ней в комнатке у Амико. Отец девочки привел ее ко мне, приготовил чай на печурке, после чего вышел.
Я нервичаю словно школьник. Радижах, сделавшись неожиданно робкой, ведет себя крайне серьезно. Она давно уже готовилась к этому дню. Хотя и не зная конкретно, она подсознательно чувствует, что сегодня произошло нечто новое. Но потом начальное робкое молчание переходит в радостный щебет.
Радижах много болтает, рассказывая мне различные истории, она пытается разговорить и меня. Уже не ребенок, но еще и не женщина — она дразнит меня, пытаясь применить более чувственные ласки. Постепенно из девочки проявляется женщина, и ее поведение явно начинает меняться.
Именно этот момент я выбираю для того, чтобы достать свой последний подарок, полуметровую куклу, которая до сих пор была спрятана под кроватью. И тут же глаза Радижах загораются. Первые признаки женственности, которые уже появились, немедленно исчезают, и вновь передо мной малышка счастливое дитя, которое получило нежданный подарок.
Остаток вечера мы вместе играемся куклой. Позднее, когда Радижах тянет на сон, и она ложится, девочка вновь делается серьезной и просит, чтобы я погосил газовую лампу. В темноте она раздевается и приходит прижаться в мои объятия словно маленькая, перепуганная газелька.